- Жила да была у одного смерда дочь красоты дивной. Словом, как вот ты, девица. - Молодка покраснела, отмахнулась, а торговый мужик всё так же невозмутимо продолжал: - Звали ту смердову дочь Крупеничка.

Однажды налетела на то село орда басурманская, схватила девицу и увела в неволю… Горько плакала Крупеничка.

Случилось, проходила ордой бабка-колдунья. Увидела она смердову дочь, пожалела да и оборотила её в гречневое зёрнышко. А Крупеничка и просит: «Отнеси меня, бабуся, в родные края, брось в землю».

Пришла старуха на Русь, кинула то гречневое зёрнышко в сыру землю, и начало зёрнышко расти. И выросла греча о семидесяти семи зёрен. Повеяли ветры со всех четырёх стопой, разнесли те семьдесят семь зёрен на семьдесят семь полей. Вот с той поры и расплодилась на Руси греча…

Раз за разом гулко забил за воротами таран.

- Не выстоят, - сказал дьякон, - проломят.

- Ой, что же тогда будет? - всплеснула руками молодка.

Над ними пронеслось что-то тёмное. Упало рядом с глухим, шлёпающим звуком. Дьякон сплюнул со злостью:

- Вот ироды, дохлой кошкой из камнемёта…

В стороне ворот снова гулко ударил таран.

- Вишь, порок застукал, - указал кивком Борисович.

На стоявшую поблизости избу упал камень. С треском рухнула тесовая крыша, поднялся столб пыли и снега… За первым камнем прилетел второй, третий, и вскоре камни падали градом.

- Ненароком и пришибить могут. - Дьякон поднялся. - Ты бы шла, бабонька, от греха подальше.

Он не успел договорить, как большой камень просвистел над его головой, угодил в молодку…

- Вот тебе и принесла каши, - только и сказал побледневший Борисович.

Дьякон истово перекрестился:

- Прими, господи, душу её…

Со стороны посада раздалось многотысячное воинственное «кху!». Ордынцы полезли на приступ. Дьякон и Борисович стали на свои места. Мимо, подбадривая защитников, прошёл князь Александр:

- Не робейте, тверичи!

Орда подступила к городу. На стены полетели на волосяных арканах крючья, ордынцы ставили лестницы, взбирались наверх.

Дюдко схватил валявшееся поблизости бревно, осторожно выглянул из-за стрельницы. За стеной показался сначала медный шелом ордынца, затем заросшее редкой щетиной лицо. Узенькие злые глаза глянули на дьякона. По коже у того подрал мороз.

- Осподи, помоги, - скороговоркой промолвил он и взмахнул бревном.

Ордынец закачался и, раскинув руки, скатился в ров. С каждым ударом дьякон приговаривал:

- Не води мя во искушение, избави мя от лукавого!

Сколько раз поднимал и опускал бревно Дюдко, он и счёт потерял.

День близился к концу, а орда не отходила, она лезла на приступ всё яростнее. Местами остроконечные ордынские шапки уже виднелись среди тверских треухов. Дрались на стенах. Вон Борисович, раскраснелся, шапку давно в драке потерял, приподнял ордынца в охапку да со стены его вниз. А рядом с князем молодой дружинник мечом налево и направо работает. Но рухнула стена, закрывающая ворота, и в проем, гикая и визжа, ворвалась конница.

Дьякон видел, как дрался князь, а рядом с ним торговый вологодский мужик Борисович. Потом Борисович упал. Больше дьякон уже ничего не видел…

* * *

Дюдко очнулся в полночь. Его тошнило, а в голове стоял пасхальный перезвон.

«Кабы не шапка, рассёк бы ирод голову», - подумал дьякон. Он полежал немного. Сквозь тучи виднелись редкие звёзды. Они то появлялись, то исчезали. Где-то в стороне громко лопотали и смеялись ордынцы.

«Тверь наша многострадальная… - думал дьякон, - И за что ты, господи, покарал нас, за какие грехи?»

Дюдко откинул руку, упёрся в чьё-то тело. «Кругом смерть, - подумал дьякон.