А на Москве в ноябре торг большой щепным и лубяным промыслом. Со всех сторон и посадов съехались на Лубянскую площадь купцы. Новгородские бояре дорогой в Кремль на торгу побывали, потолкались.
Между лубяными и санными рядами сновали пирожники да калачники, зазывая на все лады московский люд.
Боярина Захарьина калачник ухватил за рукав, закричал чуть ли не в ухо:
- Калачи домостряпные, не заморские, не басурманские, калачи русские, христианские!
Захарьин вырвал руку, подошёл к сбитенщику:
- Налей!
Горячий сбитень из подожжённого мёда отдавал пряностями. Боярин пил его с наслаждением, разглядывая стоявшие вблизи разделанные хитрым узорочьем и позолотой галицкие сани. Бойкий галичанин тонкоголосо, нараспев зазывал покупателей прибауткой:
Другой купец вторил:
Новгородцы насилу выбрались с торга. В Кремль вошли через Боровицкие ворота, перекрестились на церковь Михаила Архангела и с гордым видом вступили в княжескую гридню.
Иван Данилович послов ждал. Вдоль стен на лавках сидели бояре. Новгородцы отвесили степенный поклон князю, сидевшему в отделанном белой костью кресле. Боярин Захарьин, не роняя чести, промолвил:
- Здравствуй на многие леты, великий князь Иван Данилович. Великий Новгород те челом бьёт и просит принять дары.
Калита, не вставая, поклоном дал понять, что речь новгородцев ему по душе, а боярин продолжал:
- А ещё вече ноугородское прогнало посадника нашего и просит тя, князь, пришли нам посадника, кого пожелаешь.
Иван Данилович усмехнулся.
- Ин быть по-вашему. Вот вам посадник, - указал он на стоявшего вблизи боярина Добрынского. - Да только уговор блюсти честно, крамолы не заводить. Чтоб между нами мир был на вечные годы и руку врагов моих чтоб вы не держали. А будете с врагами моими знаться или слово нарушите, как Тверь, возьму мечом, сотворю пусту всю вашу землю.
Бояре, отвесив поклон, удалились.
Калита поднялся, шумно вздохнул:
- Поклонился-таки господин Великий Новгород!
Часть третья
Глава 1
НА НОВОМ МЕСТЕ.
ОРДА ПРОШЛА ЧЕРЕЗ КОЛОМНУ.
За Окой вековые сосновые и еловые леса тянутся на север, сливаясь где-то за Белоозером в дикую, непроходимую чащобу.
То лог, то приречный болотистый луг нет-нет да и выхватит из лесной шири добрый клок и снова отступит, давая волю сосняку и ельнику.
Причудливо бегут через лесные массивы реки, давние славянские пути. И, как бы на удивление всем, стоят в этом дивном краю, окружённые соснами и елями, берёзами и осинами, древние русские города. Редкими пашнями прилепились к ним деревни и сёла.
От города к городу, через сёла и деревни, сквозь вековые леса вьются дороги. Сосновыми мостками перебросились они над оврагами, сосновыми плахами легли на болотах.
Всё это - Русь залесская.
* * *
Над лесом перестук топоров. С глухим треском валятся подрубленные деревья. Гаврила и Демьян, сидя верхом на срубе, вяжут венец. Бабы подают им бревно.
Гаврила шумит:
- Не тем кондом, другим поднимай!
Четыре готовых сруба, подпирая пёстрое октябрьское небо стропилами, уже стоят на поляне. Босоногие ребятишки с красными от холода ногами вприпрыжку носят мох, шмыгая носами, затыкают щели между брёвнами.
Демьян кричит им:
- Скачите, скачите, вот отстроимся, всем новые лапти сплету!
Три молодых смерда неподалёку валят сосны, два постарше ловко обрубают ветки, выносят готовые брёвна на поляну. Гавриле сверху видно Любаву. Она с тремя подругами роет погреб. Яма уж по пояс. Любава работает лопатой споро, без передышки. |