Изменить размер шрифта - +
Тусклый огонёк свечи выхватывал из темноты ветвистые оленьи рога, под ними на стене висели меч, щит, кольчужная рубаха, шелом.

Хозяин, боярин Безносов, стоял у двери и жаловался гостю, что-де московский князь самоуправничает. Нариманта от обильной еды и питья разморило. Как сквозь сон, слышится ему голос хозяина:

- Люди его хорошо б чернь, а то боляр притесняют… Слыхано ли дело, с боляр деньги берут. А кто голос противу него подаст, тех казни лютой предаёт. Боляр родовитых Захарьина и Ларионова за то, что к Литве тянулись, сами в лесу заморозили, да всё на князя Александра спихнули… А те, княже, - Безносов подошёл ближе, зашептал, - первоначально надо в Ноугород будто гостем заявиться. Гостем тя в город пустят, привечать будут. Русь гостям завсегда рада… Мы же тем часом, боляре, Москвой недовольные, добрых молодцев настроим и на вече своё сотворим, московского посадника изгоним да тя князем ноугородским выкрикнем. И быть те, княже, нашим заступником…

 

 

* * *

 

Шумит и волнуется Великий Новгород. На торгу народ бил смертным боем ключника боярина Безносова за то, что кричал: «Пора Ноугороду от Москвы к Гедимину подаваться!» О том же кричали по кружалам пьяницы-ярыжники.

Заговорил народ, глядя на таких горланов.

- Знать, болярами куплены, пьянчуги!

- Ох, не к добру пустили в город литовского княжича!

Разнеслась та весть по всем пяти концам, взволновала люд.

К посадскому держать совет явились тысяцкий с архиепископом, кончанские старосты да иные знатные бояре, кто руку Москвы держал.

Судили-рядили и порешили, не мешкая, собрать вече.

Ударили в колокол. Повалил народ, запрудил Ярославово дворище. Мастеровые все к своему концу льнут.

Вавила стоял, окружённый кузнецами. Ноги в лаптях пробирает мороз, и он время от времени топчется на месте. Мороз лезет и под рваную шубу. Вавила ёжится и через головы разглядывает площадь.

Вон купцы со своими сотскими держатся особняком, знай, мол, наших. Бояре надвое разделились. Кто к Литве тянет, те вокруг Безносова и Якушкина толпятся, те, кто к Москве, в стороне сгрудились. Вблизи бояр крикуны вьются. Вавила знает, от них на три сажени вином прёт. Таких в Новгороде немало.

Вот через толпу пробрался посадник с тысяцким. За ними на помост поднялись кончанские старосты. И не успел посадник отвесить поклон Параскеве Пятнице, как крикуны завопили:

- Посадника вон!

- Посадник не Новгороду, Москве служит!

- Нариманту поклониться!

Вавиле знакомы были эти речи. Это самое он слышал тогда и в боярской гридне. Кузнец закрыл глаза, и на миг предстал перед ним боярин Захарьин. Вавила даже голос его скрипучий услышал.

Кузнец вздрогнул, оглянулся. Прямо на него, не сводя осоловелых глаз с помоста, лез оборванный мужик и орал:

- Литовского княжича просить!

Вавила стукнул кулаком ему в зубы, цыкнул:

- Умолкни!

Мужик зашатался, сплюнул кровью, прохрипел:

- Чего дерёшься, болярин Безносов жбан вина выставит!

Пьянчугу под хохот и свист - «не примазывайся к кузнецкому люду» - вытолкнули из толпы. Кто-то рядом с Вавилой пробасил:

- Не гостем Наримант приехал, а со злым умыслом!

- Со злым умыслом! - подхватил Вавила.

- Не отдадим Новгород литовскому княжичу! - заорали кузнецы.

На плотницком конце подхватили:

- Указать Нариманту путь от Новгорода!

- Оставить московского посадника!

- От Москвы не отходить!

- Не отходить! - подхватило вече, заглушив другие голоса.

 

 

* * *

 

Данилка загляделся, как на Неглинке мальчишки тешатся. Привязали крепким лыком сосновые полозки к лаптям и скользят по льду.

Быстрый переход