Частная логопедическая клиника доктора Блюмкина.

Когда раздался звонок, доктор, склонившись над старой чугунной ванной с ножками в виде львиных лап, вручную шоркал белый халат, что-то напевая себе под нос. Он был в сером фартуке, рукава его были засучены, голова повязана платочком, а на носу сидели похожие на пенсне очки с овальными линзами. Звонок он услышал не сразу, а когда электрический треск все-таки добрался до его слуха, он так всполошился, что чуть не поскользнулся на мокром кафеле. Выскочив из ванной, он, семеня в скользких тапочках, помчался через заставленный старым хламом коридор.

– О! Друзья мои, проходите, проходите, пожалуйста, – суетливо встретил он гостей. – А я тут по дому занимаюсь. Вот, посмотрите на меня, весь уделался…

Компания молча, но шумно ввалилась в квартиру и сходу углубилась в гостиную. Там друзья сложили вещи в угол и рухнули на старый диван, чтобы впервые после космоса передохнуть. В квартире пахло книжной сыростью и клопами.

Доктор сделал чай и предложил переползти в столовую, но молодежь настояла на том, чтобы заказать пиццу и поужинать на ковре у камина, а затем космонавты по очереди сходили в ванную побрить «гречневые жопы».

2

Не вино опьяняет человека, человек

пьянеет сам. Не красота одурманивает

человека, человек сам теряет голову.

– Итак, рассказывайте, наконец, что у вас там стряслось, – бодро предложил доктор гостям, молча уплетающим пиццу. Распахнутые белые коробки из-под нее валялись на полу. Дрожали каминные блики, и дымился, стоя на паркете, пузатый самовар, обдавая паром фарфоровый чайничек.

В мерцающем полумраке докторская квартира казалась мусорщикам аристократически богатой и уютной, а благодаря скользящим по мебели и черному роялю отблескам, тускло светящемуся в углу аквариуму и тропическим растениям, зал производил впечатление сонно колышущегося морского дна.

Ощущение покоя и уюта подкреплялось тихой музыкой и глинтвейном, приготовленным хозяином в микроволновке по собственному фирменному рецепту. Напиток обжигал горло, приторно ударял в нос и теплом расползался по всему телу. Тут же на полу, похрюкивая от удовольствия, лежал бульдог Пиночет, а рядом облизывался кот Отец Виктор.

Рассказывая о своей печали даже такому близкому и закадычному другу, как доктор Блюмкин, Даня все равно заикался и пыхтел. Особенно трудно ему было признаться своему, как он считал, не только логопеду, но и духовному наставнику, в том, что он посещал гадалку.

– Да они же все ведьмы! – скорее изумленно, чем раздраженно воскликнул доктор, на миг оторвав взгляд от огня. Даня повесил голову и закончил:

– Когда же она сказала мне, что иного выхода нет, я обратился к орбитальному батюшке. Но тот повенчать нас отказался наотрез. Что же мне теперь делать, док?

Блюмкин вздохнул и продолжал молча смотреть в камин. Вдруг Даня, как с ним это уже бывало и раньше, ощутил резкий приступ любви к Русалочке. Он представил себе, каково это ей сейчас – стоять завернутой в прислоненный к стене палас, и ему страсть как захотелось уложить свою нетленную возлюбленную в мягкую чистую постель и укрыть пуховым одеялом. От Блюмкина же, похоже, толку ждать не приходилось…

– Ну что ж. Спаси вас, конечно, Господи. Благодарим, так сказать, за теплый прием. Пора нам и честь знать, – с несвойственной ему холодностью объявил Даниил и обратился к спутникам: – Идемте, друзья, в номера, пока не рассвело, а то ни то ни се получится.

Ванечка с Машенькой растерянно смотрели то на хозяина квартиры, то на Даню.