Через пару минут она спустилась по лестнице в обеденный зал и с удивлением увидела, что Вильям и Рауль стояли в странных напряженных позах в другом конце комнаты, не обращая никакого внимания на дымящиеся блюда, ожидавшие их на столе. Высокий, мускулистый незнакомец с отсутствующим выражением на желтоватом лице, выполнявший теперь обязанности дворецкого, заложив руки за спину, ждал у дверей, когда хозяева приступят к еде.

— А, наконец-то племянница соизволила к нам присоединиться, — отрывисто проговорил Вильям, сверля ее глазами.

В его словах не чувствовалось даже намека на любезность; он как будто предупреждал, что дальше будет гораздо хуже.

— Я опоздала? — спросила она невинно и заняла свое место.

— Да, племянница, опоздала.

Она с удивлением слегка приподняла бровь и посмотрела на Рауля, мрачно стоявшего в углу комнаты.

Рауль вспыхнул и отвел взгляд. Ондайн пожала плечами, затем повернулась к похожему на обезьяну дворецкому:

— Пожалуйста, принесите мне чашку чая. Прямо сейчас. К сожалению, я не знаю вашего имени.

Наверняка этого человека выбрали за способность слепо повиноваться ее дяде. Услышав приказ, он сначала посмотрел на Вильяма. Вильям готов был взорваться, но справился с собой и с дьявольской усмешкой сказал:

— Подай герцогине чай. Ондайн, его зовут Берольт, на случай если в дальнейшем тебе что-нибудь потребуется.

— Спасибо, дядя. Спасибо… Берольт.

— Берольт, можешь идти, — клацнув зубами, выдавил Вильям.

Ондайн внутренне сжалась, не зная в чем дело. Неужели Вильяму что-то стало известно? Она, стараясь выглядеть безмятежной, добавила сливок в принесенный Берольтом чай и снова посмотрела в сторону Рауля. Теперь в его глазах была мольба, хотя он по-прежнему казался взвинченным и сердитым.

Ондайн сделала глоток и выжидательно посмотрела на дядю:

— Вы упрекнули меня за опоздание, а сами вот уже полчаса не сводите с меня глаз. Неужели, дядя, у меня выросли рога?

— Рога? Нет, вроде не похоже. Ты по-прежнему сладка, как мед… и чиста, как свежевыпавший снег.

Он подошел к Ондайн, уперся руками в стол и навис над ней, пристально глядя ей в глаза.

— Господи, дорогая, ты и впрямь выглядишь больной! Тени под глазами… бледная, усталая. Ты уверена, что вернулась домой здоровой?

— Я чувствую себя прекрасно! — сказала Ондайн, прищурив глаза и желая поставить точку в этом разговоре. — Сэр, признаюсь, я очень удивлена, что вас так беспокоит мое здоровье! По правде говоря, дядя, в ваших словах есть некоторое притворство! Вы бы безмерно обрадовались, узнав, что я безнадежно больна и лежу при смерти.

Он взял ее за подбородок. Ондайн, казалось, даже не замечала его прикосновения и с чувством полного превосходства прямо ответила на его горящий ненавистью взгляд.

— Вы слишком молоды и здоровы, моя дорогая, чтобы раньше срока оставить этот мир!

— Ваша правда, дядя, — живо согласилась она. — Я вовсе не собираюсь облегчать вам жизнь! Бог знает мою правоту и, надеюсь, не откажет мне в прекрасном здоровье!

Он улыбнулся и отпустил ее.

— Ну вот мы и вернулись снова к самому главному вопросу! Видите ли, поскольку вы помолвлены с Раулем, он обязан следить за состоянием вашего здоровья. Ведь вы скоро станете членом нашей семьи.

Ондайн допила чай, стараясь выглядеть совершенно спокойной, но внутри у нее нарастала тревога.

— Но этот вопрос, кажется, уже решен.

— Я бы сказал, в процессе решения.

— И что же дальше? — спросила она вежливо.

Вильям улыбнулся с таким самодовольством и злобой, что у нес екнуло сердце.