Алексей Толстой. Русалочьи сказки
РУСАЛКА
Во льду дед Семен бьет прорубь — рыбку ловить. Прорубь не простая налажена с умом. Дед обчертил пешней круг на льду, проколупал яму, посередине наладил изо льда же кольцо, а внутри его ударил пешней. Хлынула спертая, студеная вода, до краев наполнила прорубь. С водой вошли рыбки — снеток, малявка, плотва. Вошли, поплавали, а назад нет ходу — не пускает кольцо. Посмеялся своей хитрости дед Семен, приладил сбоку к проруби канавку — сачок заводить и пошел домой, ждать ночи — когда и большая рыбина в прорубь заходит. Убрал дед Семен лошадь и овцу — все свое хозяйство — и полез на печь. А жил он вдвоем со старым котом на краю села в мазанке. Кот у деда под мышкой песни запел, тыкался мокрым носом в шею. — Что ты, неугомонный, — спрашивал дед, — или мышей давно не нюхал? Кот ворочался, старался выговорить на кошачьем языке не понять что. «Пустяки», — думает дед, а сна нет как нет. Проворочался до полуночи, взял железный фонарь, сачок, ведро и пошел на речку. Поставил у проруби железный фонарь, стал черенком постукивать по льду. — Ну-ка, рыбка, плыви на свет. Потом разбил тонкий ледок, завел сачок и вытянул его полный серебряной рыбешки. «Что за диво, — думает дед, — никогда столько рыбы не лавливал. Да смирная какая, не плещется». Завел и еще столько же вытянул. Глазам не верит: «Нам с котом на неделю едева не проесть». Посветил фонарем в прорубь — и видит на дне около кольца лежит темная рыбина. Распоясался дед Семен, снял полушубок, рукава засучил, наловчился да руками под водой и ухватил рыбину. А она хвостом не бьет, — смирная. Завернул дед рыбу в полу, подхватил ведро с малявками, и — домой… — Ну, — говорит, — котище, поедим на старости до отвала, смотри… И вывалил из полы на стол. И на столе вытянула зеленый плес, руки сложила, спит русалка, личико — спокойное, детское… Дед — к двери, ведро уронил, а дверь забухла, — не отворяется. Русалка спит… Обошелся дед понемногу; пододвинулся поближе, потрогал — не кусается, и грудь у нее дышит, как у человека. Старый кот рыбу рассыпанную не ест, на русалку смотрит, — горят котовские глаза. Набрал дед тряпья, в углу на печке гнездо устроил, в головах шапку старую положил, отнес туда русалку, а чтобы тараканы не кусали, — прикрыл решетом. И сам на печку залез, да не спится. Кот ходит, на решето глядит… Всю ночь проворочался старый дед; поутру скотину убрал да опять к печке: русалка спит; кот от решета не отходит. Задумался дед; стал щи из снетков варить, горшок валится, чаду напустил… Вдруг чихнуло… — Кот, это ты? — спрашивает дед. Глянул под решето, а у русалки открытые глаза, — светятся. Пошевелила губами: — Что это ты, дед, как чадишь, не люблю я чаду. — А я сейчас, — заторопился дед, окно поднял, а горшок с недоваренными щами вынес за дверь. — Проснулась? А я тебя было за щуку опознал. Половина дня прошла, сидят дед и кот голодные. Русалка говорит: — Дед Семен, я есть хочу. — А я сейчас, вот только, — дед помялся, — хлебец ржаной у меня, больше ничего нет. — Я леденцов хочу. — Сейчас я, сейчас… — Вышел дед на двор и думает: «Продам овцу, куда мне овца? Куплю леденцов…» Сел на лошадь, овцу через шею перекинул, поскакал в село. |
