| Летопись прервалась на 1110 г. Но каким годом она начиналась? Можно только догадываться, что летописец повел свою повесть с событий, совершившихся задолго до его вступления в монастырь, куда он поступил не ранее 1074 г. Так, ему, по‑видимому, принадлежит помещенный в своде рассказ о событиях 1044 г. Говоря о вступлении князя Всеслава полоцкого на отцовский стол, летописец упоминает о повязке, которой этот князь прикрывал язву на своей голове. Об этой повязке летописец замечает: «…еже носит Всеслав и до сего дне на собе», – а он умер в 1101 г. Если так, то можно предполагать, что летопись Нестора начиналась временами Ярослава 1. С большей уверенностью можно думать, что летопись прервалась именно на 1110 г. и что заключительная приписка Сильвестра не случайно помещена под этим годом. На это указывает самое описание 1110 г. в Лаврентьевском списке, сохранившем Сильвестрову приписку. Потому ли, что весть о случившемся не всегда скоро доходила до летописца, или по другим причинам, ему иногда приходилось записывать события известного года уже в следующем году, когда становились известны их следствия или дальнейшее развитие, о чем он и предуведомлял при описании предыдущего года как будто ante factum. Он, впрочем, иногда оговаривался, что это не предвидение, а только опоздание записи: "еже и бысть, якоже скажем после в пришедшее лето", т. е. когда будем описывать наступивший год. То же случилось и с 1110 г. Над Печерским монастырем явилось знамение, столп огненный, который «весь мир виде». Печерский летописец истолковал явление так: огненный столп – это вид ангела, посылаемого волею божией вести людей путями промысла, как во дни Моисея огненный столп ночью вел Израиля. Так и это явление, заключает летописец, предзнаменовало, «ему же бе быти», чему предстояло сбыться и что сбылось: на следующее лето не этот ли ангел был (нашим) вождем на иноплеменников и супостатов? Летописец писал это уже в 1111 г., после страшного мартовского поражения, нанесенного русскими половцам, и слышал рассказ победителей об ангелах, видимо помогавших им в бою, но почему‑то, вероятно за смертию, не успел описать этих событий 1111 г., на которые намекал в описании 1110 г. В Ипатьевском списке то же знамение изображено, как в Лаврентьевском, лишь с некоторыми отступлениями в изложении. Но под 1111 г. в рассказе о чудесной победе русских то же знамение описано вторично и иначе, другими словами и с новыми подробностями, хотя и со ссылкой на описание предыдущего года, и притом приурочено к лицу Владимира Мономаха, являющегося главным деятелем подвига, в котором участвовало 9 князей. Этот 1111 г. описан, очевидно, другим летописцем и, может быть, уже по смерти Святополка, когда великим князем стал Мономах. Итак, летопись Нестора была дописана в 1111 г. и кончалась 1110 г. Как мог летописец вести свою летопись? Так же, как он писал житие преподобного Феодосия, которого не знал при его жизни, – по рассказам знающих людей, очевидцев и участников событий. Печерский монастырь был средоточием, куда притекало все властное и влиятельное в тогдашнем русском обществе, все, что делало тогда историю Русской земли: князья, бояре, епископы, съезжавшиеся на собор к киевскому митрополиту, купцы, ежегодно проходившие по Днепру мимо Киева в Грецию и обратно. Ян, боярин, бывший киевским тысяцким, друг и чтитель преподобного Феодосия и добрый знакомый летописца, сын Вышаты, которому Ярослав I поручал большие дела, – один этот Ян Вышатич, умерший в 1106 г. 90 лет от роду, был для летописца живой столетней летописью, от которой он слышал «многа словеса», записанные им в своей летописи. Все эти люди приходили в монастырь преподобного Феодосия за благословением перед началом дела, для благодарственной молитвы по окончании, молились, просили иноческих молитв, жертвовали «от имений своих на утешение братии и на строение монастырю», рассказывали, размышляли вслух, исповедуя игумену и братии свои помыслы. |
