— При каких обстоятельствах?.. — удивилась Аня. — Да я вообще его не знала!

— Гражданка Измайлова! — Выблый отклеился от подоконника и уселся на освободившийся табурет. — Должен вас предупредить, что дача заведомо ложных показаний — уголовно наказуемое деяние! Итак, вы утверждаете, что не были знакомы с Берковским?

— Определенно утверждаю.

— А со Светланой Родиной вы тоже были незнакомы? — перехватил инициативу Агеев.

В отличие от стажера он говорил спокойно, доверительно. Этот отеческий тон нравился Анне еще меньше, чем откровенно агрессивные вопросы Выблого. От волнения она никак не могла собрать со стола ножи и вилки.

— Я же вам говорила! У нас было шапочное знакомство: здравствуйте, до свидания — и все.

— И конфликта между вами, конечно же, не было?

— Нет, не было. А к чему это вы клоните?

Старший лейтенант Агеев не ответил. А Выблый вдруг вскочил с табурета и закричал срывающимся голосом:

— Перестаньте юлить! Двух мальчишек ваших мы нашли! Ловко вы их! Отравились, мол, и все. А на руке одного из них был ожог. Та же самая кислота.

— Какие мальчишки? — ахнула Аня. — Вы что?!

— Не нужно петь песен! — махнул рукой Выблый. Его глаза налились кровью, движения стали резкими, властными, и сам он будто раздался вширь. — Ничего не знаю, ничего не видела… Уборочку, значит, затеяли? Ешкину мать!.. А если мы к вам с обыском? А если бутыль с кислотой найдем? Или вы ее у друга своего Матвея Матецкого храните? То-то он чуть не сгорел на автостраде… Вы ножи-то положите на стол, положите. Не нужны вам ножи. Кислотой-то сподручнее?

Аня просто онемела от неожиданности. Ножи и вилки посыпались на стол.

— Ну так как, гражданка Измайлова? — мягко спросил Агеев.

— Что как?

— Будем запираться? В молчанку играть? Или поговорим начистоту? Вы же взрослая женщина, знаете жизнь, не девчонка какая-нибудь сопливая…

Это походило на сон. Или на кино. Дурацкий спектакль. Никуда не годится ни сценарий, ни диалоги, ни игра актеров… И надо бы встать и уйти из театра. Или проснуться.

«А ведь они договорились, — догадалась Аня. — Заранее договорились. Один — плохой следователь, злой и жестокий, а второй — добрый, снисходительный, все понимающий. Ну точно театр».

— Вы, если хочется, закурите, закурите… — участливо предложил Агеев.

— Спасибо, я не курю.

— Тогда выпейте. Это помогает. На кухне столько бутылок… Что это вы праздновали? Выигрыш в казино? Выпейте, выпейте… И я вам компанию составлю. Поговорим…

— О чем?

— Как это — о чем?! — всплеснул руками Агеев. — Странно от вас это слышать… Ну хотя бы о Светлане Родиной. Только с самого начала. Приехали вы, значит, поздно ночью, вошли в подъезд… И через несколько минут началась эта какофония. Весь дом на нош поднялся. Отпираться не будете? Есть свидетельские показания…

— Какие показания?! Вы с ума сошли!

— Ваше упорное нежелание сотрудничать внушает мне определенные сомнения в вашей искренности. А искренность и доверительные отношения между людьми — залог душевного равновесия и чистой совести. Не так ли?

— Послушайте, что вы от меня хотите?

— Искренности. И доверительных отношений.

— Вы меня обвиняете в убийстве! О каких доверительных отношениях может идти речь?! Просто смешно вас слушать!

— Да! А я вот в последнее время перестал понимать, где смешно, а где нет, — грустно сообщил лейтенант.