— Почему вы решили, что я собираюсь писать о вас рекламную статью?

— А вы разве не журналист?

— Нет. Я пришел по делу.

— Хм… Простите. Меня ввел в заблуждение ваш блокнот, — искорка воодушевления в глазах Колобка погасла. — Итак, кем вам приходится усопший или усопшая? Какие услуги вы хотите заказать? Говорите не стесняясь. Важна каждая мелочь. Знайте, что мы выполняем любые пожелания. И скажу без ложной скромности, родственники всегда очень довольны.

— Меня интересует ритуал.

— Если хотите, я могу показать вам, как у нас все устроено, а затем вы познакомитесь с прейскурантом и выберете категорию. Надеюсь, это не праздный интерес?

— Далеко не праздный. Думаю, вы не пожалеете, что уделили мне время.

— Даже так?

В глазах Герасимова вновь появилось воодушевление. Он пробежался цепким взглядом по дорогому костюму посетителя, отметил обувь, «паркер» с золотым пером…

— Тогда пойдемте…

Дмитрий Степанович выскочил из-за стола и распахнул перед Бойко двери.

— Прошу… Кстати, вы обратили внимание на интерьер? Нет, не сюда. Вон в ту дверь… Да. Мы заботимся о том, чтобы обстановка в нашем заведении была теплой, дружеской, можно сказать, даже интимной. Директор считает, что клиенты должны чувствовать себя как дома. Теперь вниз… Осторожно, лампочка перегорела… Черт! Нужно сказать Васильевичу, чтобы заменил… А теперь сюда…

Дмитрий Степанович вел Бойко по винтовой лестнице вниз. Ступени были сделаны из красного мрамора. Скрытые светильники озаряли ступени вспышками багрового света, похожими на огни преисподней. Спуск на нижние этажи напоминал сошествие в ад, где не существовало времени.

Действительно, казалось, что время остановило свой стремительный бег перед ликом Вечности. Время притихло, как напроказивший ребенок, и боязливо, на цыпочках, двигалось вслед за Бойко, так же удивленно, как он, разглядывая развешанные по стенам фотографии траурных скульптур, гранитных плит и обелисков, букетов и венков, увитых черными лентами.

— …Почему-то принято думать, что ритуал последнего прощания должен нагонять на людей тоску. Мы категорически с этим не согласны! — бубнил за спиной Герасимов. — Смерть — это своего рода праздник, торжественная пауза перехода близкого человека в иной мир, как вы понимаете, лучший. Надеюсь, вы со мной согласны?

Бойко неопределенно кивнул. Он почти не слушал разглагольствования Колобка — ему надоела философия гробовой доски и вечности. Несмотря на все уверения Герасимова, он чувствовал себя неуютно. Ему вообще не нравились подобные места, и потому он злился на Надю, из-за которой был вынужден все-таки сюда прийти. Ватная тишина и бесконечная болтовня Колобка наводили на Владимира Семеновича уныние и вызывали множество вопросов, на которые ни он, ни тем более Герасимов не могли ответить.

Откуда идет человек? Куда он уходит? Едва появился из темноты материнского лона, и вот — снова уходит во мрак. Время, отпущенное ему, слишком коротко — всего несколько десятков лет. Но даже этот короткий отрезок отравлен страхом, сомнением и отчаянием перед неумолимо приближающейся темнотой. Все в конце концов приходят сюда, в Дом Последнего Прощания. Здесь путь заканчивается. Света Родина, Иван Моховчук, Надежда… И сам Бойко когда-нибудь тоже… Проклятые мысли! Проклятая жизнь!..

Бойко встряхнул головой, отгоняя мысли, как рой надоедливых мух, и ускорил спуск вниз. Но вдруг возле одной из фотографий замер, остановился так резко, что заместитель директора чуть не налетел на него.

Черный гранитный памятник с золотыми буквами.