Хорошо также, например, обвинение против «Отечественных записок» за употребление непонятных слов, именно: бесконечное, конечное, абсолютное, субъективное, объективное, индивидуум, индивидуальное. Право, мы не шутим! Иной, пожалуй, скажет, что эти слова употреблялись еще в «Вестнике Европы», в «Мнемозине», в «Московском вестнике», в «Атенее», в «Телеграфе» и пр., были всем понятны назад тому двадцать лет и не возбуждали ничьего ни удивления, ни негодования… Увы! что делать! до сих пор мы жарко верили прогрессу как ходу вперед, а теперь приходится нам поверить прогрессу как попятному движению назад… Да, теперь уже многого не понимают из того, что еще недавно очень хорошо понимали!.. А все благодаря журналам с «раздирательными» остротами и «уморительно смешными» повестями!.. Сверх упомянутых слов, «Отечественные записки» употребляют еще следующие, до них никем не употреблявшиеся (в том значении, в каком они принимают их) и неслыханные слова: непосредственный, непосредственность, имманентный, особный, обособление, замкнутый в самом себе, замкнутость, созерцание, момент, определение, отрицание, абстрактный, абстрактность, рефлексия, конкретный, конкретность, и пр. В Германии, например, эти слова употребляются даже в разговорах между образованными людьми, и новое слово, выражающее новую мысль, почитается приобретением, успехом, шагом вперед[10 - Впрочем, эти «непонятные» слова со дня на день становятся для всех понятными из употребления. Хотя «Отечественные записки» всегда употребляли их с объяснением и в тексте, и в выносках, но скоро они поговорят об этих словах в отдельной большой статье, чтоб сделать их ясными, как дважды два – четыре.]. У нас на это смотрят навыворот, то есть задом наперед, – и всего грустнее причина этого: у нас хотят читать для забавы, а не для умственного наслаждения, глазами – а не умом – требуют чего-нибудь легкого и пустого, а не такого, что вызывало бы на размышление, погружало в созерцание высшей, идеальной жизни. И как же иначе? подумать лень и некогда, а если не подумать – непонятно; непонятное же оскорбляет всякое мелкое самолюбие. Слово отражает мысль: непонятна мысль – непонятно и слово, а мыслей у нас боятся больше всего, потому что они требуют слишком тяжелой и непривычной для многих работы – размышления. И можно ли ожидать, чтоб все наши читатели понимали все эти хитрости, если те, которые снабжают его умственною пищею, с удивительным добродушием сознаются в своем неведении?.. Найдите в Германии хоть одного ученика из средних учебных заведений, который не понимал бы, что такое вещь по себе (Ding an sich) и вещь для себя (Ding fur sich); а у нас эти слова становят в тупик многих «опекунов языка» и возбуждают смех во многих «любимцах публики», они даже не умеют и переписать их, ибо вместо fur sich пишут zu sich[11 - К себе. – Ред.], подобно русским солдатам, которые генерала Блюхера называли генералом Брюховым.

Впрочем, нерасположение к «Отечественным запискам» литературного люда имеет еще и другую не менее важную причину: эти господа чувствуют, что истина рано или поздно берет свое – и успех «Отечественных записок» служит им слишком жестоким доказательством этой истины. Эти господа, браня «Отечественные записки» и стараясь выказывать им всевозможное негодование свое, тем с неменьшим вниманием и постоянством прочитывают каждую книжку страшного и ненавистного им журнала и прочитывают ее, как говорится, от доски до доски: отчего же иначе им так твердо помнить все опечатки в «Отечественных записках»? Откуда же бы иначе могли они узнавать о существовании неслыханных ими ученых слов и новых идей об изящном и литературе, – идей, которые сами собою никак не могли бы забрести в их почтенные головы: ведь идеи ходят не с закрытыми глазами и не заходят куда попало?.