– Вы уверены, что с вами все в порядке? – повторил доктор, вглядевшись в его лицо. – Я, пожалуй, должен вас осмотреть.

Он отвел Николя под ближайший навес и уложил на носилки. Потом измерил ему давление, осмотрел горло и уши. Опытные руки ощупали ему живот и грудь и продезинфицировали порезы и ссадины.

Николя чувствовал бы себя вполне сносно, если бы в сердце не вгрызалась тоска. Из-под тента ему была видна картина кораблекрушения во всем ее ужасе. Может быть, где-то еще оставались живые пассажиры, попавшие в воздушные карманы, как случалось во время землетрясений, когда людей чудесным образом находили через много дней после толчков. Он думал о тех, кто ждал, не имея никаких известий о своих близких. О тех, кто вообще ничего не знал и не смотрел новости по телевизору и в чьи двери, вместе с телефонным звонком, вот-вот постучится смерть.

Вконец измученный, он задремал на носилках, а когда открыл глаза, солнце было уже в зените. Миновал полдень. За пределами навеса кипела жизнь. Повсюду разместились спасенные пассажиры. Кто жевал сэндвич, кто плакал, кто спал, свернувшись под пляжным зонтиком.

Осторожно ступая забинтованными ногами, Николя поднялся в свой номер. Все было в полном порядке. Одежда аккуратно разобрана, в ванной разложены туалетные принадлежности. Возле постели стоял букет роз, на низком столике – чаша со свежим виноградом. Словно ничего не случилось. Однако за окном по-прежнему маячил страшный силуэт корабля. Толпа зевак продолжала его фотографировать, полицейские безуспешно призывали всех разойтись.

Тут раздался телефонный звонок. Звонил портье. С ним пыталось связаться множество народу: Эмма Дюамель, Мальвина Восс, Алиса Дор. Он должен им позвонить. Они все волнуются, потому что его телефон не отвечает, а по телевизору уже передали страшные кадры кораблекрушения.

Но вместо того чтобы взяться за телефон, он взялся за блокнот и авторучку с золотым пером. Первое и единственное слово, которое он написал, было «Наташа».

Положив блокнот в карман, он спустился вниз. Теперь ему еще долго никуда будет не деться от «Сагамора», не освободиться от его жуткой притягательной силы. И как бы больно это видение ни ранило глаз, он все равно раз за разом будет к нему возвращаться.

Кто-то хлопнул его по плечу. За ним стояла Лили, в джинсах и футболке. Без макияжа ее лицо было на удивление милым.

– Ага, вот ты где! Привет, супергерой! – Она обняла Николя и прижалась к нему всем своим худеньким телом. – Я так за тебя волновалась! Я думала, ты так и застрял на корабле. Ты спас ту последнюю пассажирку?

– Нет, – глухо выдохнул он.

– Почему?

Николя почувствовал, как тяжесть сдавила ему грудь.

– Она не захотела.

Предсмертное видение Наташи снова встало перед ним, и он вздрогнул всем телом.

– Вот черт, как грустно, – прошептала она, снова прижавшись к нему. – Надо было мне остаться с тобой, вдвоем мы бы ее вытащили.

Он с трудом выговорил:

– Она была русская. Ее звали Наташа. Она не хотела, чтобы ее спасли.

– Но почему?

– Не знаю.

– Да ты плачешь!.. Ты что?

А в его сердце словно открылась дверь наглухо запертой, давно позабытой комнаты, и оттуда хлынула печаль. Она коренилась в чувстве, от которого он изо всех сил себя оберегал.