Ровно в половине десятого, как ему и было назначено, Мокрушин постучался в дверь, которая расположена в аккурат напротив двери его собственного «люкса».

Открыл Артем, упакованный, по обыкновению, в костюм темной расцветки, белоснежную сорочку и глянцево отзеркаливающие черные штиблеты. В отличие от ярко выраженной вороной масти Венглинской, ее референт-секретарь – а именно так она представила свою «тень» Мокрушину – был светловолос, с короткой прической, отчего его голова походила на коротко остриженный одуван. Несмотря на типажную внешность, Артем оказался неглупым человеком. Уж кто, кто, а Венглинская не станет держать при себе человека, достоинством которого являетсяется лишь то, что он фактурой напоминает трехстворчатый шкаф.

– Проходите, шеф, – Артем посторонился, пропуская гостя в апартаменты. – Присаживайтесь… госпожа появится через минуту-другую.

«Да, очень даже неглупый субьект, – усмехнулся про себя Мокрушин. – „Шефом“ вот назвал… ему это ничего не стоило, а мне – приятно».

Рейндж не стал присаживаться, оставшись на своих двоих. Правую руку – в ней кое-что было – он отвел чуть за спину. Гостиная, в которой он оказался, напоминала апартаменты «Deluxe» в каком-нибудь европейском отеле как минимум четырехзвездной категории (его поселили, кстати, точно в таком же двухкомнатном номере с джакузи). Итальянская мебель ручной работы, тяжелые портьеры, закрывающие оба окна – бордовый с золотым шитьем бархат – персидский ковер поверх паркета… Все говорит о том, что хозяева предпочитают для отдыха не выморочный постмодернистский дизайн, а проверенный временем староевропейский буржуазный стандарт.

В гостиной тонко пахет духами и какими-то экзотическими восточными прянностями – но не приторно, а приятно. Взгляд Рейнджа упал на огромную фарфоровую вазу, в которой стоит пышный букет нежно-кремовых роз – их не менее трех десятков. Он почувствовал себя неловко, потому что в руке, отведенной за спину, у него была… тоже роза (но не сливочного окраса, а бордовая, того же цвета, что и портьеры).

Мокрушин хотел уже было сунуть цветок в компанию к другим розам, но опоздал: открылась дверь спальни и в гостиную вошла Лариса. Одета она оказалась просто, почти по-домашнему. На ней были вытертые джинсы с прорезами на коленках, сидевшие очень низко на крутых бедрах, отчего были видны и пупок с вдетым в него колечком с «камушком» и полоска коричневато-золотистой кожи между «топом» и джинсами в области талии…

Сверху – полупрозрачный топ нежно-бирюзового цвета, свободно облегающий ее довольно крупную и высокую грудь. Поверх топа некое подобие короткой майки из мелкоячеистой и тоже полупрозрачной ткани шафранового оттенка.

Формы у нее, как и предполагал Рейндж, оказались весьма и весьма привлекательными. Мокрушин, по правде говоря, избегал заводить знакомства с дохлыми, обкуренными, умученными диетами и комплексами «моделями». «Пышки» тоже не вызывают у него обычно желания познакомиться поближе… А вот Лариса… да, вот такие ему по нраву.

– Влад… можно, я вас так буду называть? – женский голос вывел его из секундного замешательства. – Спасибо, что откликнулись на мое приглашение. Если вы голодны, мы можем… Это вы – мне?

Мокрушин, растянув губы в вежливой улыбке, протянул ей розу.

– Да, это вам, Лариса. Кстати, я по вам уже соскучился.

– Спасибо, Влад, – она взяла розу и ответно улыбнулась. – Признаться, я думала, что вы…

– Это я должен признаться… – Мокрушин покосился на огромную охапку цветов в высокой фарфоровой вазе.