После третьего сломанного светофора и очередной пробки на Вводном канале Вырвилга обернулся к пассажирам.

    -  Похоже, я был несправедлив к коллеге Гнедличку. Ворожил явно не он один: наши дела по-прежнему их рук вон никуда. Лучше признавайтесь сами, кто тут старается, потому что вы же видите - все равно такими темпами нам на работу не попасть.

    -  Я не уверен, - вяло отозвался Дьелдоу, - я сегодня с утра не проверялся, но, похоже, это я. Мне казалось, что боль в животе пройдет, но она не проходит. В таком состоянии я не могу ничего сделать, моё нежелание работать сильнее меня.

    -  Лечитесь, - буркнул Вырвилга вслед вышедшему и дал газ.

    Дело пошло веселей. Доехали до Восстанной, повернули на маршала Нытика, обогнули телегу с заснувшей в ней лошадью (Вырвилга покосился на невозмутимого Тормозняка, но ничего не сказал), подкатили к углу Левой Парковой и Национальной Коммунальной и узрели ограждение. По Национальной Коммунальной ехал кортеж премьер-министра.

    -  Коллега Тормозняк, - мягко обратился Вырвилга, - вам не кажется, что эээ

    -  Кажется, - спокойно согласился Тормозняк, - мне здесь выходить, или подбросите до имени Большого Взрыва?

    -  Здесь, - с ненавистью процедил изнемогший Вырвилга, - а то нам до имени Большого Взрыва придется ехать еще два часа. Как раз рабочий день закончится.

    Опустевшая машина рванула с места. Вырвилга сидел за рулём и со страстью ругался вслух.

    -  Дармоеды… Наёмники… Невропаты чертовы… Одну неделю поработать не могут без истерик… если тебе так на работу не хочется, ну сиди дома, ну скажи, что больной, ну скажи, что умер, зачем еще людей подводить? И никто не виноват, главное, ни к кому не придерешься, они же не нарочно, естественно, им просто не хочется, у них просто сил нет, а то, что от их не хочется мне лично хрен куда попадёшь за целый день, так это их колебёт не больше той заснувшей лошади… ой…

    Дорогу перегородил сплошной поток грузовиков. Из каждого грузовика что-то торчало: то уши, то хобот, то грива, то шея. Городской зоопарк переезжал на новое место.

    Вырвилга протер глаза и ущипнул себя дважды. Потом он с подозрением прислушался к своим эмоциям: на работу, конечно, не хотелось, но не в такой же степени! Обычное такое не хотелось, на две пробки максимум, час дороги вместо сорока минут, к этому он давно привык. Но чтобы зоопарк?

    -  Простите, коллега полицейский, как Вы полагаете, это надолго? - спросил Вырвилга у гарцующего неподалёку.

    -  Понятия не имею, коллега водитель, думаю, часа на четыре, - вежливо ответил полицейский.

    Вырвилга посмотрел на часы и застонал. На работу можно было уже не идти. Он развернул машину и поехал домой.

    До дома доехалось быстро. Все заснувшие лошади проснулись, все умершие коровы ожили, все пробки рассосались. Вырвилга запер машину и пешком поднялся на четвертый этаж. Его встретил запах яблочных пирожных и свежего кофе.

    -  Наконец-то, - весело сказала мама из кухни, - я уже заждалась.

    -  Мама, - ошалело хрипнул Вырвилга, - так это всё ты?

    -  Конечно, я, - невозмутимо отозвалась мама из кухни, - кто же еще. Я тут подумала, ты давно не был дома, я уже забыла, как ты выглядишь. Целыми днями эта работа, работа, работа, сколько можно. С матерью видишься полчаса в день перед сном, ешь на ходу, похудел, под глазами круги. Я недовольна, Вырвичек, и очень беспокоюсь.