Когда-то в этом местечке — в стороне от жилых районов, бушевал поток отвратительно пахнущих заводских стоков, а сейчас здесь было сухо и тихо. Лишь застарелый неприятный запашок, исходящий из черного отверстия большой трубы и разносящийся по округе дуновениями легкого ветерка, напоминал о тех давних временах.

Все трое вплотную подошли к реке, окатывающей мелкими волнами серые потрескавшиеся плиты. Ни слова не говоря, девушка сбросила обувь, одежду и вошла в воду. За ней последовали и мужчины…

После купания плечистый здоровяк достал из кармана квадратный лоскут темно-зеленой ткани, распустил его на несколько полос, и девушка аккуратно перебинтовала пареньку голову.

Затем молодой человек засобирался, сбивчиво объясняя внезапную поспешность:

— Нужно успеть добраться до общаги… привести себя в порядок до утреннего построения.

— А это? — кивнул на голову мужчина.

— Как-нибудь замаскирую. Под кепкой…

— Понятно. Послушай, я вот о чем хотел спросить… Ты уверен, что в сгоревшей машине было только два трупа?

— Сто пять процентов, — пожал тот плечами. — Мы подъехали, когда она еще горела. Все вокруг обшарили, обыскали — так приказал подполковник. А медики потом извлекли и увезли два сгоревших тела.

— Понятно… — снова повторил крепко сложенный мужчина и пожал его руку:

— Ну что ж, счастливо тебе, лейтенант.

— И вам, — кивнул тот в ответ и, заметно припадая на правую ногу, направился вдоль берега.

Мужчина помолчал, глядя ему вслед, и вдруг окликнул:

— Топорков!

Паренек остановился, обернулся…

— Ровно через десять месяцев я отправлю в штаб ПУрВО официальный запрос по поводу твоего перевода в нашу команду.

— Правда? — расцвел мальчишка в улыбке.

— Истинная правда. Так что приблизительно через год встретимся на Кавказе. Надеюсь, за это время ты не остынешь и не превратишься здесь в Горбатове в… паркетного спецназовца.

— Ни за что! — крикнул лейтенант. — Я сам хотел вас, Павел Аркадьевич, попросить об этом, да как-то… стеснялся.

Радостно подкинув вверх пятнистую кепку, поймал ее, залихватски напялил на перебинтованную голову и зашагал, забирая вправо от реки — туда, где начинал просыпаться город.

Около получаса, пока сохла, раскачиваясь от дуновений легкого ветерка на ветках кустарника выстиранная одежда, они сидели, прижавшись друг к другу и молчали.

Наконец, задумчиво глядя на тонкую линию противоположного берега, он спросил:

— У тебя никогда не возникало желания свалить куда-нибудь очень далеко? В глухое местечко, в безлюдье, в Тмутаракань — чтоб забыть все проблемы, чтоб ни одна сволочь не отыскала…

Поправляя почти высохшие волосы, она с тихим вздохом отвечала:

— В первую очередь мне необходимо проводить папу. Похороны состоятся, наверное, завтра.

Сочувственно и с пониманием взглянув на нее, мужчина кивнул.

— А желания… — опустив голову, молвила она, — сейчас у меня имеется масса желаний и первое из них: незаметно и поскорее попасть домой…

Он тоже мечтал сейчас о многом. А не хотел только одного: чтобы она сызнова обратилась в деловую горгону журналистского цеха, которая исподволь начинала раздражать.

— …Второе: запереться там на все запоры.