Еще только появившись в зале, он заметил, что б о льшая часть вагона железная, но вот пол состоит из плохо пригнанных, разбухших от влаги, пропитавшихся бензином и машинным маслом досок, – и надеялся, что во втором вагоне все обстоит так же.
Он не ошибся: мелко вибрирующий штык вошел в дерево, будто в песок.
Хорошо, что здесь не было шпал, а то бы разворотило колени и отбило внутренности. Тимура поволокло по бетонному полу; сжимая стержень-рукоять, он подтянулся. Ноги содрогались, подскакивали. Тим вцепился в низкие перильца, упер ступню в край доски, затем сумел оторвать от пола между рельсами вторую ногу.
Согнувшись в три погибели и держась за ограждение, выглянул. Платформа въехала в туннель; под низким покатым потолком горели тусклые лампочки, но их было мало, Тим почти ничего не видел. Вагон длинный, куда больше того, на котором уехали гражданские. Будто в пригородном монорельсе, здесь стояли два ряда сидений. В передней части было возвышение, там что-то едва заметно светилось, а рядом маячила человеческая фигура.
Колеса стучали, под днищем гудело и лязгало. Тимур выдернул штык из доски, отключил привод. Перелез через ограждение, присел в проходе, вглядываясь, опять включил нож и стал осторожно пробираться вперед.
* * *
Он вновь замер, когда до цели оставалось метра три. Правая рука ныла так, будто по плечу ломом ударили, пальцы наполовину онемели. Тимур мог шевелить ими, мог держать штык-нож, но сжать в кулак, а потом нанести более-менее приличный удар – нет. Вагон, стуча и покачиваясь, ехал сквозь тьму, в которой тонкими прямыми росчерками мелькали горящие под сводом лампочки. Теперь Тим отчетливее видел тумбу пульта управления со слабо освещенной верхней панелью. И девушку рядом. Слегка пригнувшись и отвернув голову от потока встречного воздуха, она искоса глядела вперед.
Тим полз долго, потому что двигался очень медленно. Это было мучительно: хотелось броситься вперед, прыгнуть, свалить девицу на пол, но поступать так было нельзя, американка показала, что умеет драться, – и он сдерживался изо всех сил. Всю дорогу от одного конца платформы до другого он молился, беззвучно шевеля губами, а колеса стучали, под днищем гудело и лязгало, шумел поток встречного воздуха, поскрипывали доски пола – и в какой-то момент Тиму показалось, что звуки раздаются в унисон с его словами, что весь темный мирок, сквозь который несется платформа, молится вместе с ним.
Девушка обернулась в тот момент, когда Тимур выпрямился. Не иначе сам Дадал шепнул ей на ухо, что приближается враг! Американка не просто развернулась – выбросила руку, и тыльная сторона ладони врезала ему по губам.
Штык-нож отлетел в сторону, а Тимур, прикусив язык, нагнулся и прыгнул, словно бык, который стремится вздернуть кого-то на рога, не замечая ударов, тяжелым градом сыпавшихся на плечи, голову, спину…
Он обхватил безбожницу за торс, приподняв, отшвырнул. Она боком свалилась на пульт управления, охнула, поворачиваясь… Тимур увидел: из тумбы торчат два крючка, на них висит длинная корзина, в которой лежит оружие. Он сунул туда руку одновременно с девушкой, она ударила Тима коленом в бедро, они рванули в разные стороны, лязгнув железом, отскочили.
В правой руке Тимура оказался пистолет необычной формы, у противницы – маленький автомат. Иеросолдат успел выстрелить первым – но рука едва двигалась, пуля пронеслась мимо, – потом ствол автомата уставился в его грудь, и Тим что было сил прыгнул в сторону.
Страх придал прыти. Перескочив через спинку, он свалился в узком пространстве между сиденьями и пополз, пригнув голову, к другому концу вагона.
В темноте позади застучал автомат. |