По приказу Шлыка братва сунула в скирду Мерина и Гундосого и вылила на солому четыре полных канистры бензина.

Взметнувшиеся над скирдой языки пламени заставили волков в страхе броситься из перелеска в поле.

Иномарки потянулись по проселку назад, к трассе, а вслед им из метельной мглы летел леденящий душу, протяжный волчий вой…

Глава 40

Назад возвращались поездом Минск – Москва.

Маня и Коля из Лунинца продержали их у себя целую неделю в надежде, что они останутся еще и на Новый год.

Нику решили пока оставить у Лопиной сестры.

Она быстро нашла общий, то есть немецкий язык с и без того общительной девочкой. Расставание с ней прошло на удивление легко. Девочка привыкла жить без матери. Фрау Марту ей заменила тетя Маня, у которой были две девочки, примерно одногодки Ники.

При них она даже успела сходить несколько раз в школу, откуда каждый раз приносила новые русские слова и выражения.

Ей сказали, что скоро за ней заедет новая бонна Анна, с которой она еще некоторое время останется жить в доме тети Мани.

Последние два дня они со Скифом не разлучались.

Отец водил дочь за ручку, словно пятилетнюю, и разговаривал, разговаривал… Удивительно, но по умненьким глазам Ники было заметно, что она его понимала.

В фирменном поезде Минск – Москва были не только целы, но и вымыты все стекла. Везде чистые скатерти и салфеточки, а на столике в купе лежала горка сахара в обертке и печенье к чаю.

Утром перед самым прибытием по радио шли последние известия. Засечный ворвался в купе с недобритыми щеками:

– Включайте приемник!

Все замерли, слушая голос диктора, искаженный надоедливым потрескиванием.

"…вчера ночью на автодороге Почайск – Сухиничи были найдены мертвыми священнослужитель и монах из близлежащего монастыря. На телах жертв преступления имеются многочисленные огнестрельные ранения. Убийства совершены из оружия югославского производства. Ведется следствие…"

– Сима, гад! – матюгнулся Засечный.

– Сима у Ворона в зиндоне как в швейцарском банке, – тихо сказал Скиф. – Вертухаи у деда вышколенные, как псы лагерные, не выпустят.

– Тогда костровские ублюдки, – встрял Лопа.

– Старший Костров, если верить Романову, в Швейцарии бока зализывает, младший навсегда упокоился в полесской глухомани, – пожал плечами Скиф.

– Сашку-то Алексеева и попа Мирослава убивать зачем? – спросил Засечный. – Они же ни во что не замешаны.

– Значит, есть какой-то тут смысл, – недобро усмехнулся Скиф. – Похоже, мужики, мы с вами разменные пешки в чьей-то ба-а-альшой игре. И не Костров в ней сольную партию выводит… Аню бы уберечь… Коль пошла такая мясорубка, они и ее жизнь на кон поставят.

Где-то на полдороге от Москвы до Смоленска удалось дозвониться до Ани прямо из поселка. Слышимость была просто ужасная. Скиф напомнил ей о давнем разговоре, когда он учил ее правилам примитивной конспирации: садиться только в третий по счету троллейбус, подолгу кружить по Кольцевой в метро, почаще прихорашиваться перед любым встречным зеркалом или витриной и посматривать, кто у тебя за спиной, и так далее…

– Так вот, слушай, Анечка!.. "Потопай" туда, где мы виделись в последний раз. Встань перед главным входом и жди меня там через три часа. Не забудь захватить паспорт, все деньги и отдать ключи своей больной соседке. Поняла? И никому ни слова о моем звонке.