Мои люди в Швейцарии, разумеется, заглянут в его дом, но ты постарайся открыть мне его семейный шкаф здесь, в Москве. Но открыть абсолютно без скрипа… Иначе таких полканов спустят, что на нас никто не поставит и ломаного гроша.
– Понял, Егор Иванович, – кивнул Шведов. – Через Фармазона и Коробову…
– Люблю понятливых!..
– Разрешите вопрос, Егор Иванович?..
– Разрешаю.
– А если эта версия тупиковая?
Инквизитор чему-то затаенно усмехнулся и показал на дверь.
После ухода полковника Шведова он достал из сейфа тоненькую папку без номера, с одной лишь надписью от руки: "Совершенно секретно. Дело Питона". Начато десятого января 1985 года. Десять лет назад схватку с Питоном Инквизитор проиграл, и не в том было дело, что он не любил проигрывать. Инквизитор твердо знал, что несовершившееся возмездие даже одному высокопоставленному преступнику развращает все общество в целом. Поэтому момента, когда под благовидным предлогом появится шанс добраться до бывшего функционера ЦК КПСС Виктора Коробова, жирующего ныне в Швейцарии, Инквизитор ждал все эти годы. И вот теперь, кажется, забрезжил шанс…
Пробежав глазами содержимое нескольких листков из папки, Инквизитор потер ладонью в области сердца и трясущимися руками открыл коробочку с валидолом. Сунув таблетку под язык, он подождал, когда боль отпустит, и снова склонился над папкой…
Прочитав последний листок. Инквизитор подошел к окну и долго смотрел на копошащийся в предзимних сумерках человеческий муравейник. Там, в этих в угрюмых домах, уходящих в серое небо, криком кричит от страшных унижений, голода и холода человеческая плоть. Там умирают ограбленные больным шизофренией государством никому не нужные старики и старухи, ночуют в подвалах и на вокзалах брошенные нищими родителями дети. Там роятся стаи бандитских группировок, расплодившихся на их слезах, как мухи в жаркое лето, и бандитской масти чиновники – мздоимцы и казнокрады. И те и другие теперь рвутся к власти, чтобы, как упыри, сосать из народа последние соки без страха возмездия задела свои черные. Там шныряют по улицам наркоманы, сутенеры и проститутки, ставшие ими по вине бездарных и алчных правителей. Цена человеческой жизни стала там – копейка.
"Прошлое стреляет прямой наводкой из пушек в день сегодняшний, – подумал Инквизитор. – Но надо ли стрелять из пушек в прошлое? – задал он вопрос себе. – Может, пусть жируют Питоны и Фармазоны?.. Может, они и впрямь – соль нашей несчастной, богом проклятой земли? Как бы не так! – озлился на себя Инквизитор. – Упыри они болотные, опившиеся кровью и слезами людскими! Кол осиновый в их могилы, чтобы потомками были прокляты вовеки…"
– "И вечный бой!.. Покой нам только снится…" – вслух произнес он и подумал: "Главное – не жалеть себя". Он был законченным прагматиком, но обожал поэзию и знал ее. И особенно поэзию серебряного века. И еще: он совершенно разучился жалеть себя… "Не жалеть себя" – было девизом и смыслом его жизни.
Глава 8
Скиф проснулся, как в далеком детстве, от яркого света и звонкого пения птиц. Но за окном только-только начинался декабрь, выморозивший оконные стекла по краям узорной рамкой, как серебряным окладом на иконе. А иконами самыми разными в этой избе были увешаны все стены. В клетках под потолком заливался кенарь, титикали овсянки.
– Доброго утречка! – приветливо поклонилась ему молодая женщина с повязанной платком головой. – Вставайте, завтракать пора. Сегодня пятница – без маслица, значит. Но если отец Мирослав даст для вас благословение…
– Без маслица так без маслица. Порядок нарушать не будем. – Скиф поскреб рукой по бороде. |