Изменить размер шрифта - +
А нет – все равно получишь удовольствие.

Если же окажется, что твои сочинения востребованы, начинается вообще сказка. Занимаешься любимым делом, а тебе за это еще и платят. Совершенно незнакомые люди тобой интересуются и может быть даже тебя любят.

Есть и еще два большущих бонуса.

Во-первых, необязательно рано вставать – муза не любит писк будильника.

А во-вторых, не так обидно помирать. Твои книжки останутся в библиотеках и на полках, они продолжат разговаривать с людьми, и ты продолжишь жить после жизни, шелестя страницами. Плохо ли?

ВСЕ В ПИСАТЕЛИ!

 

На самом деле, конечно, не все, далеко не все. А только те, у кого в голове спрятана одна маленькая кнопочка. И первое, что нужно про себя понять, есть ли она и работает ли.

С этого и начнем.

 

Маленькая кнопочка

 

Обычно на стартовом занятии по «творческому письму» (Creative Writing) преподаватель говорит примерно следующее: «Писатель – это человек, которому, во-первых, есть что рассказать, а во-вторых, который умеет рассказывать».

Первая позиция тут неверная и может ввести в заблуждение.

На самом деле каждому человеку есть что рассказать. Потому что всякая жизнь уникальна. Если вы абсолютно честно, со всей откровенностью поведаете миру о своем личном опыте, о том, как вы терпели пращи и стрелы яростного рока или душою грешной возносились до пламенеющих небес, получится ценная книга. Я, например, очень люблю читать личные дневники неизвестных людей, проживших так называемую обычную жизнь (как будто жизнь когда-нибудь бывает обычной!). А уж если в судьбе человека происходили какие-то интересные широкой публике события, повествование о них практически обречено на успех. Даже умение рассказывать необязательно – почитайте, например, один из главных мировых лонгселлеров «История Галльской войны» автора Г. Ю. Цезаря.

Правильная формулировка, на мой взгляд, должна звучать так: «Писатель – человек, способный мысленно перевоплощаться в других людей». Это, я полагаю, врожденное качество. Научить ему нельзя. Я во всяком случае не взялся бы.

Устройство кнопки, которая поначалу включается и выключается непроизвольно, мне неизвестно. Но я очень хорошо помню, что в раннем детстве она уже работала и ужасно меня занимала. Вдруг щелкнет что-то, и загорается странный свет, и ты отчетливо видишь то, чего на самом деле нет.

Со временем я научился включать кнопку сам. Смотришь на какого-нибудь приятеля по детскому саду и пытаешься представить: а каково это – быть Вовкой Ивановым [все имена подлинные. Прим авт.] и каждый день любоваться в зеркало на свои оттопыренные уши? И вдруг видишь себя в зеркале, ты – Вовка. Потом, усложняя задачу, я представлял себя конопатой Танькой (не помню фамилию, только лицо), и это был первый опыт сочинения хоррора, потому что жизнь девочки показалась мне ужасным ужасом. Помню я и первую творческую неудачу: попробовал представить себя воспитательницей Дарьей Михайловной, и ничего не вышло – не хватило информации. (Я тогда еще не знал, что всякая книга начинается со сбора материалов).

Моя увлекательная игра была тайной от всех. Мне никогда не было скучно наедине с собой. Я придумывал приключения – сначала свои собственные, потом каких-нибудь вымышленных персонажей. Иногда разворачивающаяся в воображении история могла растягиваться на месяцы. Эта секретная жизнь была захватывающей, но я никому о ней не рассказывал. Не из скрытности. Просто я был уверен, что никому кроме меня это не интересно.

Я становился старше, понемногу узнавал жизнь и людей. Истории становились сложней, но сериал всё не заканчивался – ни когда я учился в школе, ни в университете, ни во взрослой жизни. У меня и сейчас одно из любимых развлечений – посмотреть на какого-нибудь человека, скажем, в метро, нажать кнопочку и вдруг оказаться в другом теле, в другой жизни.

Быстрый переход