Изменить размер шрифта - +
Главное: если подписанный в 1902 г. договор имел сугубо оборонительное значение и для Лондона и для Токио, то теперь, в свете японских побед, к договору добавились новые статьи, гарантирующие военное сотрудничество Англии и Японии в случае нападения на одну из них третьей стороны. Тогда мало кто знал, что почти синхронно было подписано и тайное соглашение с Соединенными Штатами. В обмен на твердый отказ Японии претендовать на Филиппины, США признавали японский сюзеренитет над Кореей «до пределов контролирования ее внешней политики» — так называемое соглашение Тафта — Кацуры.

Все это осложняло позиции русских на Дальнем Востоке в целом и в Маньчжурии в частности. Но были и другие факторы. В конце июля 1905 г. фельдмаршал Ямагата посетил Маньчжурию для согласования позиций с Ойямой и Кодамой. Он возвратился в Токио обеспокоенным состоянием японских войск. Во главе полков теперь, после многих месяцев войны стояли пожилые офицеры резерва (первоначальные командиры были убиты). Фельдмаршал оценил опасную для Японии мощь неустанного военного строительство российской стороны. Он слышал выражения оптимизма, исходящие из штаб-квартиры генерала Линевича. Теперь у него были полмиллиона солдат, более опытных и более обученных, чем прежде. А японская армия не росла, и рассчитывать на резервы ей не приходилось.

 

Бьерк

 

Поражение в войне с Японией похоронило идеи русского господства в Азии. Но, если будущее России не в Азии, то оно должно находиться в Европе. Политический кризис 1905 г. вызвал необходимость в переосмыслении связей с Западом. По оценке С. Булгакова, в будущем, “в борьбе за российскую культуру мы должны сражаться также за более глубокое, исторически осознанное западничество”. И Россия не должна замыкаться на один из европейских центров. “Из огромного переплетения ветвей западной цивилизации, — утверждал философ, — мы выбрали лишь одну ветвь, не зная и не желая знать о других ветвях, будучи полностью уверенными в том, что мы имеем дело с наиболее аутентичным проявлением западной цивилизации. Но европейская цивилизация имеет не только множество плодов и много ветвей, но и корни, которые питают дерево”.

Россия после 1905 г., после революционных потрясений (в ходе которых все политические программы и лозунги были сугубо почерпнутыми из западных источников) как бы снова поворачивается на Запад, будучи готовой к сближению не только с романскими, но и с германскими народами. Ориентация на одну Францию не принесла Петербургу ожидаемых геополитических результатов.

Столь быстрое поражение России не входило в планы императора Вильгельма Второго. Стимулирование интересов Росси на Тихом океане не дало долгосрочных результатов. Теперь Россия могла «отвернуться» от Тихого океана и снова сделать Европу центром своих интересов. А здесь ее союзница Франция была уже как бы и не одна: французская дипломатия сблизилась с британской и наметились контуры Антант кордиаль — Сердечного согласия. Союз же «троих» — Франции, России и Британии создавал устрашающий «штальринг» — стальное кольцо стратегического окружения. Поворот в российской политике вовсе не вызвал восторга в Берлине, где хотели видеть Россию занятой если не на Дальнем Востоке, то в приятной для немцев близости к англичанам — в Средней Азии. Один из германских стратегов пишет в это время, что завершение строительства немцами Багдадской железной дороги предполагает изоляцию России от Ближнего Востока и сосредоточение ее на Средней Азии — «ее подлинной сфере влияния». Как явствует из мемуаров Вильгельма Второго, ни Германия, ни Запад не знали, каким будет курс России после поражения от Японии.

Кайзер метался, и не всегда удачно. 31 марта 1905 г. его силы высадились в Тпнжере для того, чтобы предотвратить превращение Марокко во французский протекторат.

Быстрый переход