|
Еще в Жулянах крепился, старался не подать виду перед столичными коллегами, а уж дома еле до такси доплелся. И дел пропасть… Хорошо — Азиз выручает. Если не проследить за отправкой книг с фабрики, половину разворуют, а в финотделе этого сроду не докажешь — налог-то идет от заявленного тиража. Кстати, из-за этого нового налога я и ездил в столицу. Там друзья, думал, помогут, послабление какое — куда там! Со вчерашнего дня так и не встаю, разве что, извините, по нужде. И так все внезапно! Еще в Киеве с Азизом шлялись по Крещатику. Психология провинциала: как это — быть в столице и не побегать по магазинам? Азиз давно мечтал о хорошей, несерийной гитаре, но вы же знаете как с этим сейчас. И тут в комиссионном смотрим — чудо! Гриф изящный, почти невесомая, лак тускловатый, золотисто-вишневый… До сих пор волнуюсь…
Глуздов довольно бойко смотался в соседнюю комнату и вернулся с аккуратной, довольно неновой гитарой. Неплохо, но совсем не бог весть что. — Вот, взгляните. Смотри-ка, даже чек сохранился — все честь по чести. Азиз буквально влюбился в инструмент. В первый день в гостинице буквально терроризировал весь этаж. В «Метро» на банкет я его не брал, зачем — свои собрались. А Азизу его инструмент дороже шумных сборищ. Но, по-моему, соседям его музицирование пришлось не по вкусу. Жаловаться не жаловались, но дали понять. Наш командированный, как известно, превыше всего ценит покой. А когда я вернулся, Азиз уже и задремал. Правда, проснулся, тут-то я и получил от него выговор. Ну, я, признаться, и сам виноват — приналег на пиво. С моей одной почкой это, сами понимаете… — Да, здоровье стоит беречь. А в котором часу вы вчера прилетели в Днепропетровск? — Строго по расписанию — в тринадцать ноль-ноль. — Не было никаких незванных гостей? — Видите ли, это физически невозможно. Ко мне без предварительной договоренности никто не приходит. Звонок отключен, а двери тамбура запираются. Соседи — чрезвычайно пожилые люди, на стук в наружную дверь не откликаются. Это вам повезло, мы ждали, что приедет человек из типографии, вот и открыли внутреннюю дверь. Стучат — а это вы. — А вчера, когда прилетели, дверь тоже оставалась открытой? — Куда там. Не до того. Я буквально помирал. Задраили все щели, Азиз отпаивал меня травами… — Значит, никто к вам не приходил, и вы оба никуда не отлучались? — Помилуйте, куда же я мог отлучиться! Жар под сорок. Да и Азиз не мог оставить меня в таком состоянии. На лбу Глуздова выступили крупные капли пота, Азиз подал больному таблетку, стакан с водой. Взглянул на майора и удрученно прикрыл глаза — по его мнению, допрос затянулся. Стронин заметил, что в их отношениях не ощущалось той преграды, которая всегда разделяет подчиненного и начальника. Скорее — просто приятели, у которых общие интересы или работа. Помедлив, майор пошел напрямик: — Скажите, Валерий Евгеньевич, каковы ваши отношения с Грибановым? Личные и деловые. — Личных — никаких. Обычные деловые. Так сказать, производственные. Он давал мне для обработки и редактирования, ну, скажем, некий плод своего творчества. При некоторых усилиях его можно было и напечатать. У нас слово «зона», если уж появляется в тексте, до сих пор гарантирует читательский интерес. В сущности, такие творения проще не дорабатывать, а сразу писать наново. Я от Грибанова не скрывал, что подобных рукописей в потрфеле любого издательства больше, чем достаточно, и вряд ли стоит тратить столько сил, чтобы возникла еще одна. Он, разумеется, огорчился, стал просить совета. Но что я могу? Единственное, чем мог помочь — не стал брать за работу денег. Тут, конечно, и моя дружба со Львом Аркадьевичем сыграла роль, да и сама проблематичность издания. |
