– Устами… – Он смерил ведьму озадаченным взглядом, встопорщил усы и замялся. – Не младенца, факт. Девицы? Тоже не подходит. С другой стороны, незамутненность сознания определённо присутствует…
– Хватит! – вспыхнула Марта и даже покраснела, но отнюдь не от смущения, а исключительно по причине крайнего раздражения. – Уже напился!
Я заглянул под стол и обнаружил у ног бретёра ещё два кувшина, как водится – пустых.
– А что такого? – развёл руками маэстро Салазар. – Выпил-выпил. Почему нет?
– Епитимью бы на тебя наложить, – вздохнул я, забрал у подручного кружку с вином, приложился к ней сам. – В общем, доедаем и выдвигаемся.
Я начал перекладывать с блюда на тарелку жареные куриные крылышки, а Микаэль с невозмутимым видом подтянул к себе кружку Марты и набулькал в неё вина.
– На трезвую голову никуда не поеду! – заявил он, хлебнул и добавил, будто оставалась какая-то недосказанность: – Не поеду – не поеду!
– Филипп, а ночь мы где проведём? – спросила Марта. – Я не хочу ночевать в монастыре!
– И не придётся, – уверил я ведьму. – Остановимся в одной из окрестных деревень.
Девчонка тягостно вздохнула и спросила:
– Бывал уже там прежде?
– Бывал-бывал, – пробормотал маэстро Салазар. – Дыра-дырой.
– Доводилось, – ответил я на вопрос ведьмы. – Туда приходит множество паломников и не только нищенствующих монахов, с ночлегом проблем не будет, не волнуйся.
– Нам и здесь неплохо, – резонно заметил Микаэль.
Я его высказывание проигнорировал, приступил к трапезе и сказал:
– Вы ешьте, ешьте! Не рассиживайтесь!
Уве выскреб себе остатки пшеничной каши, сверху навалил печёных овощей и насадил на нож куриное бедро, поджаренное до коричневой хрустящей корочки. Маэстро Салазар принялся без особого аппетита ковыряться в тарелке двузубой вилкой, а Марта и вовсе покачала головой.
– Уже поела.
– Будешь плохо кушать, титьки расти перестанут, – немедленно прокомментировал услышанное Микаэль. – И зад тоже. Так и останется с кулачок. Останется-останется.
– Тебе-то какое дело до моего зада? – устало поморщилась ведьма, но равнодушие было насквозь показным, очень уж заострились её и без того резкие скулы, а в холодных серых глазах заметно прибавилось льда.
– Мне – никакого, – улыбнулся бретёр и с обезоруживающей прямотой пояснил: – Я о Филиппе беспокоюсь. Набьёт синяков о твои мослы…
– Маэстро! – привстал со своего места Уве. – Это просто возмутительно!
– Да уж, приятного мало, – кивнул Микаэль. – Фили… – ик! – ппу остаётся только посочувствовать…
Марта выдала в ответ резкую рубленую фразу на северном наречии, а школяр уже раскрыл рот, намереваясь осадить подвыпившего бретёра, и тогда я хлопнул ладонью по столу.
– Довольно!
Маэстро Салазар посмотрел на меня с укоризной, но промолчал и уставился в кружку с вином. Проворчал разве что неразборчивое ругательство, но едва слышно, исключительно себе под нос.
– Закругляйтесь! – потребовал я.
Ведьма застучала ноготками по столешнице и вдруг сказала:
– Логика, Филипп. Помнишь, ты объяснял мне значение этого слова?
Уве от изумления подавился и закашлялся, да и Микаэль оторвался от кружки и с оттенком уважения произнёс:
– Эк оно как! Вы ещё и разговариваете по ночам!
Я досадливо отмахнулся и поторопил девчонку:
– Продолжай!
– Так вот, – растянула она в улыбке тонкие бледные губы. |