– Если ты полагаешь, что вид человека, зарубленного топором, может кого-то заворожить...

– Господи, я же не об том! Я и не собиралась проводить такие аналогии, хотя, если вдуматься, то и в них есть доля истины.

– Что же ты имела в виду?

– Только то, что насилие обладает притягательной силой. Как и созерцание его результатов.

– В прошлую субботу, созерцая результаты насилия, я чуть не сблевал, – сообщил Клинг.

– Это в известной степени аргумент в пользу притягательности насилия, – отрезала Синди. – Но ты отвлекаешь меня от главного. Главная идея диссертации...

– Не уверен, что она мне понравится.

– Почему это?

– Ты сама сказала, что эту тему подсказал тебе я.

– Но вдохновил меня Антониони.

– Сначала ты сказала, что я!

– Антониони дал первоначальный толчок. А потом уже возник ты, что естественно, потому что ты имеешь дело с убийствами, а я очень люблю тебя, и меня интересует твоя работа. Все ясно?

– Ну, это еще куда ни шло...

– Ты меня никак не дослушаешь.

– Слушаю изо всех сил.

– Ладно. Итак, мы имеем детектива, который созерцает плоды насилия и пытается понять, что же именно произошло.

– Что тут особенно размышлять, когда видишь покойника с двумя дырками в голове? То есть я хочу сказать – и так понятно, что в него стреляли.

– Это очевидно, но ты пытаешься понять, кто стрелял, что его заставило стрелять и так далее. Ты не можешь по-настоящему понять, что произошло, пока не поймешь того, кто стрелял. Улавливаешь мысль?

– Нет, тут ты не права. Обычно мы узнаем очень многое, прежде чем арестовываем человека. Если уж выдвигать обвинения, надо иметь серьезные основания.

– И на чем вы основываетесь, когда арестовываете подозреваемого?

– На фактах. В уголовном расследовании полным-полно запертых чуланов. Мы вскрываем их один за другим в поисках скелета.

– Вот именно! – торжествующе произнесла Синди. – Вы ищете мелкие подробности. Вы изучаете детали, чтобы отыскать ключ, благодаря которому целое приобретает некий смысл – то, что делал герой в фильме Антониони. Очень часто при расследовании вы обнаруживаете факты, которые нелегко объяснить. Ясность наступает гораздо позже. Точно так же ребенок понимает смысл сцены соития, только когда становится юношей. Тогда он может сказать себе: «Вот, оказывается, что они делали. Они занимались любовью!»

– Лично я не видел, как мои родители этим занимаются, – сказал Клинг.

– Ты просто подсознательно вытеснил эти воспоминания.

– Да нет же, я просто никогда не видел.

– Чего?

– Того!

– Видишь, ты даже не можешь выговорить вслух это слово, – сказала Синди, хихикая. – Заметь, как удачно ты вытеснил это в подсознание.

– Знаешь, чего я не люблю в психологах? – начал Клинг.

– Чего? – посмеиваясь спросила Синди.

– Они все время что-то интерпретируют.

– Тем же занимаешься и ты – каждый день, только у вас это называется расследованием, – сказала Синди. Она перестала смеяться и выглядела теперь очень серьезной, даже усталой.