Дуглесс на это ничего не ответила.

– Хорошо, извини! – произнесла Элизабет. – Встретить вас с Робертом или же у вас будет своя машина?

– Я буду одна, – ответила Дуглесс.

– 0! – во второй раз воскликнула Элизабет, вновь предоставляя Дуглесс возможность что-то объяснить. Но поскольку Дуглесс молчала, Элизабет произнесла:

– Слушай, Дуглесс, мы все будем очень-очень рады видеть тебя!

– И я тоже буду рада увидеться с вами! – ответила Дуглесс. – Не надо меня встречать: возьму машину напрокат. И я… я скучала по тебе, Элизабет!

– Давай, скорее приезжай домой, и я приготовлю по этому случаю праздничный обед!

Тяжко вздохнув в ответ на это предложение, Дуглесс спросила:

– Слушай, а когда возвращается мама?

– Ну ладно, ладно, – сказала Элизабет, – разумеется, я – не самая лучшая повариха в мире! Ты все приготовишь, а я уберусь на кухне!

– Заметано! – ответила Дуглесс. – Послезавтра я буду дома.

– Да, Дуглесс! – воскликнула Элизабет. – Я по тебе тоже скучала!

Дуглесс положила трубку и улыбнулась: по всей видимости, изменилось не только течение истории, переменилось также и настоящее! Она знала, просто ощущала это каким-то внутренним чувством, что уже никогда впредь ей не быть героиней семейных шутливых историй, потому что она уже не чувствует себя никчемной и неспособной обустроить собственную жизнь!

Она позвонила в аэропорт Хитроу, забронировала билет на самолет и принялась укладываться.

А когда она сама оказалась в шестнадцатом веке и он сначала не вспомнил ее и даже испытывал к ней ненависть, она стала думать, что он изменился. Но это оказалось не так: он остался тем же человеком, который более, чем с собой, считается с интересами своей семьи, и когда он попытался и ее, Дуглесс, ввести в лоно своей семьи, то и любовь его к ней сделалась такой же цельной, какой была ко всем родным!

Объявили посадку, а Дуглесс все ждала чего-то до самой последней минуты. А может, ей не следует покидать Англию? В Англии она все-таки была бы ближе к Николасу. Может, ей следует купить дом в Эшбертоне и ежедневно ходить к нему на могилу? Может, если она станет хорошенько молить Бога об этом, он вернет ее к Николасу?!

Как она ни сдерживалась, слезы полились из глаз. Да, Николас окончательно и навсегда ушел от нее! И уже никогда вновь ей не видеть и не слышать его, не прикасаться к нему!

Слезы застилали глаза, и, садясь в самолет, она наткнулась на какого-то мужчину, а ее дорожная сумка при этом сорвалась у нее с плеча и шлепнулась на колени какого-то пассажира из салона первого класса.

– Ой, очень прошу извинить меня! – проговорила она и посмотрела прямо в голубые глаза очень красивого мужчины. На какую-то долю секунды сердце ее отчаянно забилось, но она тут же одернула себя: нет, это не Николас, глаза у него совсем другие!

Она забрала с колен мужчины свою сумку, а он с явным интересом уставился на нее. Но Дуглесс не проявила к нему ни малейшего внимания: тот единственный на свете мужчина, к которому она питала интерес, был погребен под мраморной плитой!

Она пробралась на свое место, запихнула сумку под сиденье перед собой и посмотрела в окно. Самолет как раз начал выруливать на стартовую полосу, и Дуглесс, осознавая вдруг, что прощается с Англией, расплакалась. Какой-то мужчина, сидевший рядом, в кресле у прохода, вероятно, англичанин, уткнулся в газету, чтобы не смущать ее.

Дуглесс очень старалась сдержать поток слез.