|
Воистину, даже в Палестине не могло быть такого пекла — а ведь Жерар де Вилье вряд ли прожил там долго. Ему не исполнилось и двадцати пяти, когда тамплиеры потеряли Акру и вынуждены были перебраться на Кипр. Храмовник отвернулся от камина и окинул племянника равнодушным взглядом. Когда приор заговорил, голос его звучал устало. — Твой отец пел и играл на арфе. Говорят, и ты владеешь этим искусством? — Да, господин. — И у тебя есть инструмент? — Нет, мой господин… — Посмотри на столе. Томас обернулся на стол и увидел арфу, поблескивающую черным лаком. Такую же, как в лавке инструментов. Или это она и была? — Сумеешь ли ты сочинить для меня балладу? — спросил приор, не дожидаясь вопросов и слов благодарности. Томас удивленно вскинул голову, всматриваясь в лицо дяди. Оно ничего не выражало. Глаза утопали в тени. Глубокие морщины пролегали от губ к подбородку, прорезали лоб, однако приор не выглядел стариком — нет, скорее, его черты казались высеченными из камня. Розоватые отсветы огня не придавали каменным чертам теплоты. Юноша почему-то подумал о костре, горящем перед языческим жертвенником в пещере. «Сейчас или никогда», — решил про себя Томас, а вслух спросил: — Какую балладу желает услышать мой господин? Храмовники не жаловали светскую музыку. Уставом она не была запрещена, и все же на празднествах рыцарей Храма допускалось разве что пение псалмов — тем удивительней была просьба приора. Жерар де Вилье подпер кулаком подбородок и на некоторое время как будто задумался, а затем проговорил: — Это должна быть баллада о победе льва над орлом. Пусть лев символизирует брата-тамплиера… Приор вновь замолчал, так что Томас решился спросить: — А орел? Де Вилье поморщился и махнул рукой. — Это неважно. Главное, чтобы в балладе как можно чаще упоминался лев. Лев, победивший орла. Ты успеешь сочинить ее до мессы навечерия Рождества? После вечерней трапезы старшие рыцари ордена, по обычаю, соберутся в башне Тампль. Я хочу, чтобы прозвучала твоя баллада в это время. До Рождества оставалась неделя. Рыцарям, сержантам и оруженосцам в эту неделю предстояло поститься и участвовать в богослужениях, а тренировки прекращались. Томас чуть заметно усмехнулся. Конечно, он успеет. Но… — Господин, вы ведь так и не выслушали меня. Между тем мой король ждет ответа… Приор покачал головой. — Не иначе, ты чудесным образом обрел утраченное послание? — Нет, но, как я уже говорил, я догадываюсь, что в нем было написано. На этот раз он не позволит себя перебить. — Мой сюзерен просил орден о займе. Наверняка так, потому что о военной поддержке тамплиеров король шотландский попросил бы вряд ли — предыдущий приор Англии уже показал, на чьей он стороне. — Моему королю нужны деньги, чтобы восстановить справедливость и вернуть Шотландии свободу… — Об этом не может быть и речи, — холодно ответил храмовник. Тон у него был сухой и даже скучливый. — Орден не даст денег на войну против законного христианского государя… — Однако вы ссудили Филиппу немало серебра на войну с Фландрией и даже с Эдуардом… Опомнившись, Томас замолчал. Он ожидал гневной вспышки, а, возможно, и наказания за свою дерзость. Что ж, пускай его швырнут в подземелье. Это не так зазорно, как есть хлеб ордена, пить вино и не делать того, зачем он был сюда послан. Однако приор не спешил впадать в ярость. Он смотрел на Томаса со странным выражением, а губы его чуть подергивались. Наконец де Вилье заговорил и сказал то, чего Томас никак не ожидал услышать: — Вложи всю эту горячность в свою музыку, мальчик, и тогда я подумаю. Пока что над орденом нависла беда куда большая, чем над твоим королем. |
