– Как? – часто моргая, спросила она. – Ты хочешь... хочешь жить за мой счет?!

– Я хочу заниматься тем, к чему у меня есть способности. Может быть, я не выдающийся оперативник, но мне нравится моя работа. В ближайшие три года я собираюсь работать «на земле», хочешь ты этого или нет.

Несмотря на кажущуюся твердость, Сергей вовсе не был настолько уверен в себе, как казалось Ольге. Она расплакалась бы, если б узнала, как мало он услышал из того, что она пыталась до него донести многочисленными поучениями и рассказами: призыв немедленно изменить что-то в их жизни Бабкин воспринимал только как иллюстрацию к жизни чужой, и не более.

Однако Сергей оценил серьезность намерений жены и смутно ощутил, что их семейная жизнь окажется под угрозой, если он не начнет прислушиваться к Ольге. Жена скандалила, плакала, упрекала его, просила, взывала к его совести, и по всему выходило, что в их стремительно портящихся отношениях виноват именно Бабкин. Обдумав все основательно, он решил, что и в самом деле был эгоистом и руководствовался лишь своими интересами, в то время как Ольга радела об интересах семьи.

– Ты хочешь, чтобы я зарабатывал или чтобы я делал карьеру? – спросил он жену, когда накал ее обиды понемногу снизился.

Оля хотела это совместить, но понимала, что совместить поначалу не получится.

– Заработай хоть что-нибудь! – бросила она в сердцах.

Спустя две недели Бабкин уволился из своего отдела и перешел на работу в службу безопасности крупного банка.

Глава 2

Сергей быстро двигался по кухне Макара – кухня была маленькой, но светлой и очень уютной, – а Илюшин сидел на диванчике, поджав длинные ноги и сочувственно наблюдая за другом. Горло он обвязал серо-зеленым шарфом, травяной оттенок которого гармонировал с цветом его глаз; Бабкин бросил взгляд на шарф, края которого вольготно разлеглись по спинке дивана, но промолчал. Он достал из шкафа турку, открыл коробку с кофе, щелкнул по кнопке чайника, включил горелку.

– Не суетись ты, – успокаивающе сказал Илюшин, хотя Бабкин и не думал суетиться: движения его были быстрыми и точными.

Сергей плавно распахнул дверцу шкафа, наугад вытащил два пакетика, оказавшиеся именно теми, которые и были нужны, отсыпал по щепотке из каждого и сунул пакетики обратно.

– Сколько раз тебе говорил, – буркнул он, не оборачиваясь. – Специи так не хранят.

– Я специи вообще не храню, – напомнил Илюшин. – Это ты их хранишь в моей – заметь, моей! – кухне, потому что варишь с ними кофе. Зачем тебе мускатный орех? Если хочешь успокоиться, лучше выпей валерьянки.

– У тебя нет валерьянки. – Сергей налил в турку воды, поставил на огонь. – Водка – и та закончилась.

– Зато у меня есть хороший кофе!

– Который я тебе привез, прошу не забывать.

– Хорошо, хорошо, мой дотошный друг. Именно ты привез мне этот прекрасный кофе, который сейчас почему-то варишь на себя одного, хотя и я бы не отказался почаевничать. Кстати, как правильно выразиться, если собираешься пить кофе? Покофейничать?

– Покофействовать. Нет уж, кофе – детям и больным.

– Угу. Со временным помрачением рассудка. Серега, я никогда не был женат, и поэтому не могу оценить всю степень твоей озабоченности. Скажи мне, неужели встреча с бывшей супругой так подействовала на тебя, что ты стал похож на человека, укушенного гремучей змеей и вливающего в себя галлоны спирта, то есть кофе, чтобы избавиться от яда? Ты когда-то наступил ей на хвост и теперь боишься мести? С момента твоего возвращения прошло двадцать минут, а ты ни словом не обмолвился о деле. С порога вывалил на меня новость о встрече с любовью твоей юности и умчался на кухню врачевать душевные раны.