|
Артур вскочил и в волнении сделал три шага. — Господи Боже! — воскликнул он. — А ведь отец Ламорака убил ее мужа! А ее сын убил отца Ламорака! Да Ламораку и лет то всего ничего! Он снова присел и уставился на Ланселота, словно бы опасаясь того, что может сейчас услышать. — Как бы там ни было, но именно это она и сделала. Артур спросил, внезапно и яростно: — Где Гавейн? Где Агравейн? Где Мордред? — Предполагается, что они отправились искать приключений. — Не… не на север? — Не знаю. — А где Ламорак? — По моему, застрял в Оркнее. — Если бы ты только знал мою сестру, Ланселот, — если б ты знал, каков Оркнейский клан у себя дома. Они помешаны на своей семье. Если Гавейн, если Ламорак — о, Боже мой, смилуйся над моими грехами, и над грехами прочих людей, и над сумбуром этого мира! Ланселот с испугом взирал на него. — Чего ты боишься? — Я боюсь за мой Стол. Я боюсь того, что вот вот случится. Я боюсь, что все оказалось ошибкой. — Глупости. — Когда я учреждал Круглый Стол, я хотел прекратить анархию. Стол был каналом для грубой силы, он позволял людям, неспособным без нее обойтись, обратить ее на общую пользу. Но все это оказалось ошибкой. Нет, не прерывай меня. Все оказалось ошибкой, потому что и сам Стол был основан на силе. Право может основываться только на праве, его нельзя устанавливать с помощью Сильной Руки. А я именно это и попытался проделать. И ныне грехи мои обернулись против меня. Я боюсь, что посеял ветер, Ланселот, и теперь мне придется пожать бурю. — Я не понимаю, о чем ты толкуешь. — Вон идет Гарет, — сказал вдруг Король с таким спокойствием, словно все было уже позади. — Думаю, через минуту ты все поймешь. Пока они разговаривали, на стрельбище появился гонец в кожаных поножах. Краем глаза Король заметил, как он торопливо отыскал сэра Гарета и вручил тому письмо. Он смотрел, как юноша читает письмо, как перечитывает — раз, другой — и как он потом потерянно разговаривает с гонцом. Теперь Гарет, сунув лук посланнику в руки и, не заметив этого, медленно приближался к ним. — Гарет, — произнес Король. Молодой человек опустился на одно колено и ухватился за руку Короля. Он держался за нее, как за лестничные перила или за спасательный трос. Тусклыми глазами он смотрел на Артура, но не плакал. — Моя мать мертва, — сказал Гарет. — Кто убил ее? — спросил Король, словно вопрос этот был совершенно естественным. — Мой брат Агравейн. — Что?! Восклицание исходило от Ланселота. — Мой брат убил нашу мать, потому что застал ее в постели с мужчиной. — Сохраняй спокойствие, Ланселот, прошу тебя, — сказал Король. И снова к Гарету. — Что они сделали с сэром Ламораком? Но Гарет еще не закончил первой части своего рассказа. — Агравейн отсек ей голову, — сказал он. — Как единорогу. — Единорогу? — Прошу тебя, Ланселот. — Он убил мать в приступе ярости. — Я сожалею об этом. — Я всегда знал, что он это сделает, — сказал Гарет. — Ты уверен, что эти новости истинны? — Новости истинны. Истинны. Ведь это Агравейн убил единорога. — Разве Ламорак был единорогом? — мягко спросил Король. Он не понимал, о чем говорит его племянник, но очень хотел помочь ему. — Значит, Ламорак погиб? — Ах, дядя! В письме говорится, что Агравейн застал ее нагой в постели с Ламораком и отсек ей голову. А затем они затравили и Ламорака. Ланселот был не так терпелив, как Король, потому что не пережил горестей, случившихся при начале правления. — Кто «они»? — спросил он. |
