|
Его звали Гавейн. Он тоже стал рыцарем Стола? Мерлин с виноватым видом кивнул головой. — Его посвятили в день свадьбы Артура. — Понятно. Последовала еще одна долгая пауза. — А эту даму, — сказал Мерлин, чувствуя, что паузу следует чем то заполнить, — зовут Нимуя. Я влюбился в нее. У нас что то вроде свадебного путешествия, только волшебного, и теперь нам самое время отправиться в Корнуолл. Простите, что не смогу погостить у вас подольше. — Но Мерлин, дорогой, — воскликнула Королева, — вы ведь останетесь на ночь? — Нет нет. Спасибо. Огромное вам спасибо. Именно сейчас мы страшно спешим. — Но, может быть, хоть выпьете стаканчик чего нибудь на дорожку? — Спасибо, нет. Вы очень добры, но, право же, нам пора. Мы должны заняться в Корнуолле кое каким волшебством. — Вы так ненадолго заглянули… — начала Королева. Мерлин прервал ее, поднявшись и взяв Нимую за руку. — Ну, до свидания, — решительно вымолвил он, и оба, пару раз крутанувшись, исчезли. Исчезли тела, но голос волшебника еще помедлил в воздухе. — Что ж, вот и дело с концом, — произнес он с облегчением. — А теперь, ангел мой, как насчет того местечка в Корнуолле, про которое я тебе рассказывал, помнишь, с волшебной пещерой? Медленно Ланселот вернулся в Оружейную к дядюшке Скоку. Он встал прямо перед дядюшкой и закусил губу. — Я собираюсь в Англию, — сообщил он. Дядюшка Скок изумленно взглянул на него, но ничего не сказал. — Уезжаю сегодня. — Как то ты неожиданно, — сказал дядюшка Скок. — Твоя матушка обыкновенно не принимает решений с такой быстротой. — Она ничего об этом не знает. — Ты что, намерен сбежать? — Если я скажу матери и отцу, ничего кроме шума не получится, — пояснил Ланселот. — Я не собираюсь убегать. Я вернусь. Но я должен попасть в Англию как можно скорее. — И ты рассчитываешь, что я ничего не сообщу твоей матери? — Да, рассчитываю. Дядюшка Скок подергал себя за усы и скрестил руки. — Если они проведают, что я мог тебе помешать, — заметил он, — Бан мне голову снимет. — Не проведают, — безразлично сказал мальчик и пошел собираться в дорогу. Спустя неделю, Ланселот с дядюшкой Скоком на странном корабле пересекали Ла Манш. На носу и на корме судна размещались некие подобия крепостей. Еще одна крепость находилась посередке единственной мачты, придавая ей сходство с голубятней. Из нее во все стороны торчали флаги. Нарядный парус нес изображение Святого Креста, а с верхушки мачты свисал громадных размеров вымпел. Судно было о восьми веслах. Обоих пассажиров тошнило. 4 С горестным чувством скакал в Камелот пылкий поклонник Артура. В восемнадцать лет отдать Королю всю свою жизнь и лишь для того, чтобы тебя забыли, — тяжко; тяжко провести столь многие часы в пыли и унынии Оружейной, размахивая тяжелым мечом, — лишь для того, чтобы узнать, что Гавейна посвятили в рыцари первым; а тяжелее всего — день за днем ломать свое тело ради идеала, исповедуемого человеком, который превосходит тебя годами, и, почти достигнув идеала, обнаружить, что под самый конец откуда ни возьмись появилась какая то ветреница и без особых усилий отняла у тебя любовь этого человека. Ланселот ревновал к Гвиневере и сам стыдился того. Дядюшка Скок молча трусил следом за горестным молодым человеком. Ему было ведомо нечто, о чем этот зеленый юнец еще не догадывался по молодости лет, — он знал, что его ученик — лучший рыцарь Европы. Дядюшка Скок, трепеща, поспевал за своим вундеркиндом, напоминая синицу, воспитавшую кукушонка. На своем скакуне он вез боевые доспехи, стянутые ремнями в аккуратный тюк, — в согласии с его хитроумными соображениями, ибо отныне он был оруженосцем Ланселота. |
