|
У меня замечательные румяна. Смотри, как я двигаюсь, совсем как юная девушка. Я смогу отразить неистовый натиск старости. Ланселот увидел лишь душу, обреченное и ни в чем неповинное дитя, старающееся удержать безнадежную позицию с помощью жалкого войска помад и оранжевых шелков, которыми она надеялась, Бог весть чего опасаясь, порадовать его. Он увидел Пигмейский стиснутый кулачок, Вздернутый к тучам непокорно и рьяно, Бойца, чьей гордыни не сломит рок, В схватке с призрачным великаном. Артур спросил: — Ты хорошо отдохнул? Как ты себя чувствуешь? — До чего же мы рады видеть тебя, — сказала Гвиневера. — Как рады, что ты вернулся. Что до них, то они увидели человека просветленного — вроде того святого, что описан Киплингом в «Киме». Они увидели нового Ланселота, погруженного в безмолвное постижение мира, сошедшего к ним с духовных высот. Ланселот ответил: — Я вполне отдохнул, спасибо. Я думаю, вам не терпится узнать о Граале. — Боюсь, я впал в эгоизм, — сказал Король. — Я пока никому ничего не сказал. Мы позаботимся, чтобы все было записано и помещено в Солсберийский архив. Но мы хотели бы первыми услышать обо всем, Ланс, и чтобы никто нам не мешал. — Ты уверен, что не слишком утомлен для рассказа? Ланселот улыбнулся и взял их руки в свои. — Мне и рассказывать то особенно не о чем, — сказал он. — В конце концов, ведь не я отыскал Грааль. — Сядь, позавтракай. Поговорим, когда ты поешь. Ты очень исхудал. — Хочешь вина с пряностями или лучше немного сидра? — Я теперь не пью, — сказал он, — спасибо. Пока он ел, Король с Королевой сидели по сторонам от него и смотрели. Не успевал он подумать о соли, не успевал потянуться за ней, как они уже подносили ему солонку. Он засмеялся, глядя на их серьезные лица, от выражения которых ему становилось не по себе, и чтобы заставить их улыбнуться, сделал вид, будто намеревается окропить Артура водой, которую пил. — А реликвии вам не нужны? — спросил он. — Могу предложить мои сапоги, они все равно протерлись до дыр. — Не стоит с этим шутить, Ланселот. Я уверен, что ты своими глазами видел Святой Грааль. — Даже если так, соль мне подавать не обязательно. Но они смотрели на него с прежней серьезностью. Ланселот сказал: — Прошу вас, поймите. Это Галахада вместе с другими допустили к Граалю. Я допущен не был. Так что не стоит вокруг меня хлопотать, это неправильно, а для меня так даже и обидно. Сколько рыцарей вернулось назад? — Половина, — ответил Артур. — Их рассказы мы уже слышали. — Я думаю, вам известно больше, чем мне. — Мы знаем лишь, что убийц и тех, кто не исповедался, завернули вспять; а ты сообщил, что Галахад, Персиваль и Боре были допущены. Мне рассказывали, что Галахад с Персивалем — девственники, а Боре, хотя, вообще то, и нет, оказался первоклассным богословом. Я думаю, что Боре избран за веру, а Персиваль — за невинность. О Галахаде же мне почти ничего не известно, не считая того, что всем он не по душе. — Не по душе? — Все жалуются, что в нем нет ничего человеческого. Глаза Ланселота были прикованы к чаше с водой. — Человеческого в нем мало, — наконец сказал он. — Да и с чего бы? Много ли человеческого в ангелах? — Я не совсем тебя понимаю. — Как ты полагаешь, если бы сию минуту сюда явился Архангел Михаил, сказал бы он тебе: «Какая милая нынче погода! У вас не найдется стаканчика виски?» — Полагаю, что не сказал бы. — Артур, не сочти мои речи за грубость. Помни, что я пребывал далеко отсюда, в странных и пустынных краях, иногда совершенно один, иногда в ладье, наедине с Богом и звуками моря. |
