Ему сейчас не нужно было даже ничего читать – просто достаточно взглянуть на страницу, а потом воспроизвести ее по памяти. Но вот семья… Семьи ему не хватало. Он искренне полюбил Анну, но он также любил и свою первую супругу и дочерей и, несмотря на все приключения, никак не мог их забыть – впрочем, он и не пытался этого делать. Конечно, он не возвращался каждый раз к мыслям о них подобно мазохисту, но и не гнал их, когда они возникали у него в голове. Вот и сейчас он замер на крыльце, глядя вдоль заснеженной улицы и предаваясь воспоминаниям.
– Живее! Живее! С каких это пор зима стала причиной для того, чтобы отлынивать от тренировок?! Рон, чего ты телишься? Опять с завтраком перебрал?
– Так, господин десятник, баба же. Если не поешь, сразу дуется: «а где это тебя кормят» или «тебе не нравится, как я готовлю».
В ответ на эту реплику раздался дружный гогот двух с половиной десятков бойцов Андреевой дружины. Каждое утро подобное замечание доставалось кому-либо из бойцов или сразу нескольким, в зависимости от их расторопности и настроения Джефа. Сегодня была очередь Рона, которого в свое время Андрей взял в плен на дороге, перед этим ранив из автомата. Этот ветеран всячески подначивал женатых дружинников, но, как говорится, не миновала чаша сия и его самого – пару месяцев назад он также женился.
Слушая, как десятник наезжает на личный состав и как те пытаются оправдываться, Андрей добродушно улыбнулся. Сегодня в его войске не было ни одного холостого воина, все обзавелись женами, а бывший каменотес так и вовсе всех удивил, каким-то образом умудрившись охмурить миниатюрную Элли. Кстати, судя по имеющимся сведениям, она уже понесла. Давняя мечта добродушного гиганта о доме, полном ребятней, начала осуществляться: ведь главное – сделать первый шаг.
Казарма сейчас пустовала, но в ней всегда топилась печь и находился дежурный, который одновременно командовал и караулом из четырех человек, посменно несших службу на двух наблюдательных вышках.
Чтобы парни не расслаблялись, охотничья команда Жана время от времени совершала на село «налеты». Андрей поначалу противился этому, так как парни могли запросто вогнать болт в излишне ретивых охотников, но старшина охотничьей команды настаивал на продолжении потехи. Это было полезно и бойцам и охотникам: и у тех и у других нарабатывались навыки, и служба неслась более бдительно, проспавших охотников и позволивших им приблизиться вплотную к тыну ждала незавидная участь: фантазия у Джефа была богатая и весьма своеобразная, с садистскими наклонностями. А чтобы не попасть под выстрел караульного, на его окрик обнаруженный охотник тут же должен был подать голос, благо в паролях необходимости не было – парни прекрасно знали друг друга и не раз участвовали в совместных походах, когда воины постигали тайны лесовиков. Если через секунду не следовало отзыва, караульный стрелял на поражение.
Но, как водится, не обходилось и без казусов. Однажды простудившийся охотник, подкрадываясь к тыну, был обнаружен и на окрик «Стой! Кто идет?» отозвался охрипшим голосом – понятно, что караульный не узнал его и вогнал в него болт. Благо, будучи укутан в громоздкий тулуп, караульный не смог хорошо прицелиться и всадил болт в плечо охотника. Впоследствии оба были наказаны – один за то, что не смог скрытно подобраться к тыну – разумеется, когда выздоровел, – а другой этим же утром. Джефу не понравилось, что с такого мизерного расстояния караульный не смог произвести смертельный выстрел. Бедному новобранцу пришлось выпустить две сотни болтов по мишени на дистанции в сто шагов, при этом он был в тулупе, а в его распоряжении было только десять болтов. После каждой серии по десять выстрелов ему нужно было как есть, в тулупе, бежать к мишени, извлекать болты и бегом возвращаться на исходную. За ночь выпал снег, и Джеф каждый раз заставлял его бежать по целине, так что к концу внеочередных занятий по стрельбе на парня было жалко смотреть. |