Татьяна оказалась легка на помине:

– В комнате будете или на кухне?

– На кухне, на кухне, – засуетился Каховский. – Как в прежние времена…

– Только еще Каперанг и Кинтель заглянут, – слегка подлизываясь, сообщил Корнеич. – Ты учти там с тарелочками…

– Проинформирована уже, – вздохнула Татьяна и удалилась.

– Кстати, а как это Каперанг возник в нашем сухопутном городе? – вдруг озаботился Каховский. – Я не в курсе.

– Темная история… Темная не в смысле таинственности, а в смысле пакостности. Одна из многих в цепи, где "Ка-девятнадцать", "Курск" и прочие "подводные события". Тоже показательная… Дима командовал старой лодкой, которую давно следовало пустить на металл. Ну и пришло время: командира на новую должность, лодку в доки вторчермета. Надо перегонять. А ее страшно от стенки отвести, сплошной утиль. Командир Соломин, тогда еще кавторанг, докладывает: лодка не готова выходу. На него там в несколько голосов: "Не рассуждать, исполнять!" Ну, нашла коса на камень. Командование вопит: "Вы трус, вы срываете задание, не исполняете приказ!" А наш тихий скромный Дима: "Приказ преступен, я не стану рисковать людьми". И вдобавок: "Вам что, мало прежних историй?"… За это дело его на берег. Начали обследовать лодку, сообразили – в самом деле не корабль, а ржавый музейный экспонат. Решили тянуть на буксире, назначили аварийную команду, несколько человек, в том числе кое -кого из прежнего экипажа… На полпути лодка – на дно. Двух человек не нашли… Начальство опять в крик: "Это вы довели до такого состояния корабль!" Хотя он докладывал об аварийности чуть не каждый день… Конечно, следствие, всякие взыскания, и – в ссылку. Начальником школы по подготовке допризывников для флота…

– А почему же он теперь капитан первого ранга?

– Потому что вскоре разобрались. Выговоры отменили, даже присвоили новое звание. Но… оставили на прежнем месте службы. Возвращать в действующий флот – себе дороже, строптивых не любят нигде… Сперва он переживал, конечно, потом втянулся в здешние дела. К тому же – свадьба наконец, потом сын Егорка, великолепный парень… Ну и вот…

– Ага! – привстал Каховский, услыхав сигнал в передней. – Легок на помине…

Появились Каперанг и Кинтель…

Устроились на кухне, за шатким столом, который постанывал, пропуская за себя гостей.

– Корнеич, когда вы с Таней обзаведетесь кухонным гарнитуром из карельской березы? – сказал Кинтель. – Это скрипучее сооружение я помню с той поры, когда Салазкин впервые привел меня в сей гостеприимный дом…

Кинтель был самый молодой (так сказать, "человек третей волны"), малость стеснялся Каховского и потому старался держаться очень непринужденно.

Таня – она ставила на клеенку салаты и селедку – сказала, что новой мебелью они обзаведутся к золотой свадьбе, не раньше. Корнеич посопел на манер барабанщика Данилки, которого уличили в излишнем легкомыслии. Каховский спросил:

– Салазкин, как я понимаю, это сын профессора Денисова? Где он теперь?

– В госпитале… – насупленно сказал Корнеич. – Давно уже…

– Давно уже не в госпитале! То есть целую неделю, – живо сообщил Кинтель. – Живет в Лебедеве, у сестер. Там же и мать с отцом… – И разъяснил специально для Каховского: – У него две замужних сестры, они обосновались на большущей старой даче и обитают там всем семейным кланом.