Но я к таковым не относился.
— Я делаю вам предложение, как можно избежать тягостного для вас разговора. Если вы пошевелите левым ухом, это будет означать согласие, если правым — отказ. А теперь я поставлю три прямых вопроса. Хорошо?
Вместо того чтобы шевельнуть правым ухом, он просто ответил: «Нет».
Последовала небольшая пауза. И это все, на что я мог рассчитывать?
— Не знаю, кто вы такой. Да, собственно говоря, и знать не хочу. Если вы явились только для того, чтобы валять здесь дурака, попрошу вас немедленно уйти. У меня много дел.
Он вынул из кармана брюк жеваный носовой платок и начал протирать очки.
— Я пришел, чтобы узнать, есть ли в отделе по наркотикам бумаги, касающиеся некоего Ахмеда Хамула. Он на прошлой деле недалеко от вокзала споткнулся и напоролся на нож.
Хозяин кабинета надел очки и стал похож на студента, грызущего гранит германистики, который всю ночь корпел над учебниками, и явно не вписывался в полицейский интерьер.
— Даже если бы такие бумаги существовали, вы, как и любой человек с улицы, не увидели бы их. Не тратьте понапрасну свое и мое время, идите с вашими шуточками в другое место. Уверен, что, если хорошенько поищете, найдется человек, который оценит ваш юмор.
Он сложил руки и принял позу профессора, только что закончившего длинный доклад и надеющегося, что у студентов теперь нет к нему вопросов.
— Чем или кем нужно быть, чтобы получить доступ к документам?
— Вы не относитесь ни к одной из таких категорий.
— Ну, что же, не отношусь так не отношусь. Но мы еще увидимся, — добавил я, не имея ни малейшего представления, как и когда.
Душные коридоры полицейского управления остались позади, и я оказался на залитой солнцем улице. Мимо пронесся парень в протертых до дыр джинсах. Я смотрел ему вслед, пока его лохмотья не потерялись из виду.
Я завернул в ближайшую телефонную будку, чтобы позвонить бывшему комиссару криминальной полиции Теобальду Леффу, который два года назад вышел на пенсию. Я познакомился с ним, когда он разыскивал мою бывшую клиентку по делу об убийстве. Это был первый и последний полицейский, с кем я водил знакомство и с которым мы понимали друг друга.
Лефф, со всеми почестями отправленный на заслуженный отдых, наверняка мог получить доступ к интересующим меня бумагам. Я бросил в щель автомата две монеты по десять пфеннигов и набрал его номер. После трех гудков в трубке зазвучал запыхавшийся голос, который попросил немного подождать, не то убежит молоко на плите. Это была жена Леффа. Они женаты уже сорок лет и ведут счастливую скучную семейную жизнь. Стоя в вонючей телефонной будке, я чувствовал, что весь взмок от пота. Пахло чьей-то чесночной отрыжкой.
Наконец фрау Лефф снова взяла трубку и поинтересовалась, кто звонит. Я ответил, кто я и что мне нужно. Она сообщила, что сейчас муж в городе, но он должен скоро вернуться и что она приглашает меня пообедать с ними. Я поблагодарил за приглашение, повесил трубку и помчался по названному адресу.
ГЛАВА 3
Супруги Лефф проживали в Нидер-Эшбахе, пригороде Франкфурта.
Желтоватые, лепящиеся друг к другу коробки домов с черепичными крышами отличались друг от друга только номерами. Вокруг все было ухоженно и зелено. Перед каждым домом одинаковые газоны размером четыре на четыре метра, обрамленные аккуратными цветочными бордюрами.
У всех однообразные низкие заборы, окрашенные темно-коричневой краской, с заостренными верхушками, которые годились разве на то, чтобы выкалывать глаза играющим детям. В долгие летние вечера в воздухе стоит запах жаренного на углях мяса — это в своих садиках возятся возбужденные отцы семейств в неизменных темно-синих тренировочных костюмах, поджаривая на гриле сосиски и котлеты. На малой скорости я подрулил по тихой улочке к дому номер 34. |