Итак, полная ясность была лишь с четвертым супругом, которого Стеша хорошо знала и даже любила. Этот четвертый и последний на сегодняшний день супруг тетушки Александр Геннадьевич скончался не так давно, пару месяцев назад, но жизнь тетушки его кончина изменила кардинально. Оставаться одна в огромной и опустевшей квартире она не пожелала. Несмотря на то что рядом с ней была толпа приятельниц и племянница, тетушка хотела переехать в Москву поближе к Славе, сыну от первого брака, и Васе – своему любимому внуку.

Узнав о решении тети, Стеша огорчилась.

– А как же я? Я уже привыкла, что вы тут.

– Как привыкла, так и отвыкнешь, – доброжелательно, но в то же время не терпящим возражений тоном сказала ей тетушка.

У Стеши на глазах навернулись слезы.

– Не плачь, Стеша, может, я еще вернусь.

– Когда?

– Как помру, так точно приеду, – бодро отозвалась тетушка. – Потому как положить меня прошу все-таки к Александру Геннадьевичу.

И пока Стеша пыталась совладать с дыханием, чтобы не задохнуться совсем от слез, тетя невозмутимо добавила:

– Вот ведь как бывает в жизни, Стеша, когда умер у меня Виктор Геннадьевич, я думала, что когда-нибудь с ним рядом лягу. И местечко себе присмотрела под березкой рядышком с ним. Потом вышла замуж за Сергея Геннадьевича, овдовела и думала, что устроюсь я рядом с Сергеем Геннадьевичем. А теперь вот уже мне окончательно ясно, что место мое будет возле Александра Геннадьевича. Слышишь меня, Стеша? Только рядом с ним! И ты уж проследи, если никого другого не будет, чтобы я оказалась именно там, с Александром Геннадьевичем, а не где-нибудь в другом месте.

Стеша шмыгнула носом и предположила:

– Тетя, да вы, может быть, еще замуж успеете сходить.

– Нет, Стеша. Поздно мне уже юбкой крутить. Да и не хочу. Стара я для таких глупостей. И мысли все какие-то неподходящие крутятся.

– Какие еще мысли?

– Знаешь, когда рядом с тобой твои ровесники с неприятной регулярностью переселяются один за другим в мир иной, поневоле задумываешься, а кто следующий? Вдруг ты сама? Я как-то раньше о таком не задумывалась, а теперь вот думаю.

– Вы и до ста лет проживете.

Стеша сказала это машинально, но тетя откликнулась с живостью:

– Есть такие планы, – призналась она. – Не знаю, осуществятся ли. А то страшно умирать-то. Но не скоро это еще будет. Ведь у нас в роду по женской линии все долгожители. Бабушка моя умерла в девяносто семь, пережила она и Первую мировую, и Гражданскую войну, и Великую Отечественную. Твоя собственная бабушка в девяносто три скончалась, война, эвакуация – все ей оказалось нипочем. А до этого еще были страшные 1930-е годы, когда твоя бабушка почти совсем по ночам не спала, каждую ночь все ждала, что раздастся на лестнице стук подкованных сапог и что за ними всеми придут. Они ведь из дворян, ты это знаешь, так что все могло быть. И другие женщины у нас в роду, если в молодости не умирали, потом долго жили. Так что поживу еще, как ты думаешь?

Стеша кивала и молча соглашалась, что при нынешнем уровне медицины у тетушки были хорошие шансы отметить свой столетний юбилей. Стеша искренне желала тетушке долгих лет жизни, потому что была к ней очень привязана. И ей совсем не нравилась мысль, что тетя уедет жить в другой город, и Стеша, возможно, ее не увидит еще очень долго. Со Стешиной-то мобильностью и семьсот километров превращаются в семь тысяч.

– Может, останетесь? – печально пыталась разжалобить она тетку.

– Нет, уеду. Что мне тут делать? Никого у меня здесь нет.

– Как это никого? А я!

– Ах, ну да, ты у меня есть, – вроде как спохватывалась тетушка.