«Вот место, которое должно тебе понравиться», — заметил я. Ее ответ мог стать эпиграфом к моей статье: «Только здесь еще можно встретить нормальных мужчин». Сказав это, она отхлебнула кофе и закурила очередную сигарету. Оказалось, она уже не один год проводит время в таких барах — барах для пролетариев, как она их называет, среди потных работяг с чернотой под ногтями, запивающих анисовку коньяком, табачного дыма и разговоров о футболе, в атмосфере органичной мужественности. «В таких местах я в безопасности, — рассказывала моя собеседница. — Никакого дискомфорта. В них меня ни разу не оскорбляли ни жестом, ни словом. Наоборот, в присутствии дамы такие парни изо всех сил демонстрируют хорошие манеры. Получается довольно неловко, но так трогательно».
Для сравнения моя подруга рассказала о посещении совсем других мест — дорогих и престижных баров, завсегдатаи которых, сплошь менеджеры и модные дизайнеры, все как один при галстуках и мобильных телефонах, сидевшие с таким видом, будто прямо в тот момент принимают судьбоносные для всего мира решения, начинали пялиться на нее, стоило ей появиться в дверях. Одна улыбка такого покорителя сердец казалась более оскорбительной, чем рискованный комплимент водителя грузовика. В дорогих барах всегда приходилось быть начеку: их посетители были избалованы, жестоки и трусливы. Каждый мнил себя Томом Крузом или Киану Ривзом. Какой-нибудь идиот непременно начинал лезть с разговорами: «Детка, где я мог тебя видеть?», или норовил угостить выпивкой, хотя никто и не думал просить его об этом. Тогда моя знакомая медленно поднималась и с уверенным, ледяным презрением, на которое способны только женщины, говорила вслух или одним взглядом: «Отвали, придурок!»
ТРИ ТЫСЯЧИ ЛЕТ НИЧЕГО НЕ ЗНАЧАТ
Я не сразу отреагировал, ибо до сих пор не могу отправиться от шока. Протираю глаза, умываюсь ледяной водой — и никак не могу прийти в себя. Не знаю, помните ли вы, но две недели назад три тенора, известных своим истинным, откровенным и беспримесным национализмом, предложили упразднить министерство культуры, мотивировав это тем, что (цитирую дословно), «в Испании культуры нет». Они так и сказали, не дрогнув, глазом не моргнув. А потом сфотографировались.
Конечно, можно отмахнуться от этих слов, счесть их недобросовестной рекламой, попыткой прославиться, заставить всю страну обсуждать свою выходку: «Вы слышали? Ну что за молодцы!» Многие так и рассудили. Ведущие радиопрограмм и аналитики с телевидения, напротив, восприняли новость всерьез и долго мусолили ее в эфире. Они привыкли превращать любую ерунду в событие государственного масштаба. Самые импульсивные на чем свет стоит ругали идиотов, сеющих раздоры и мерзости. Каждый волен выражать собственное мнение.
Выскажу и я свое. Я сделал ошеломляющее, правда, немного запоздалое открытие относительно нашей страны (или нации, не знаю, как правильно). Оказывается, у этой страны или нации (надо послушать, как говорит премьер-министр), которая дала миру блистательную латинскую литературу после распада Римской империи, сумела сохранить в Севилье очаг искусства и просвещения в эпоху повсеместного варварства, познакомила Европу с восточной наукой, открыла Америку и породила десятки новых народов, никогда не было собственной культуры. Оказывается, пещеры Альтамиры, типография в Мехико, кафедральный собор Бургоса, «Погребение графа Оргаса», кастильская и каталанская речь в Византии, «Герника», Национальная библиотека, Школа переводчиков в Толедо, акведук в Сеговии, «Сдача Бреды», кордовские мозаики, Саламанкский университет, миссия в Калифорнии — все это лишь франкистская пропаганда. Получается, что андалусец Сенека, воспитатель римского императора, уроженец Нового Карфагена Исидор Севильский, который писал на латыни, и Аверроэс, и Гонсало де Берсео, и Авиценна, и Рамон Луллий, и Небриха, и еще четыре тысячи каталанцев, валенсийцев, наваррцев, астурийцев, эстремадурцев, книги которых Николас Антонио собирал тридцать три года, чтобы составить из них Национальную Библиотеку, — хлам, сборище бездарностей, flatus vocis непонятно откуда взявшейся литературы. |