Решено было следующее: Юлия Геннадьевна, как убывшая в законный отпуск, уезжает завтра к матери в славный город Клин. Клавдия Олеговна, Юлькина мама, год назад вышла замуж и переехала к мужу. Так что проживала теперь в пригороде Клина, по словам Юльки, в очень и очень симпатичном особнячке. Так что все абсолютно естественно. Она и так туда собиралась, только не завтра, а через три дня.

— Ой, возьми, Юлька, свои деньги, я ж забыла тебе отдать, — опомнилась я. — А то с чем поедешь?

— Небось, прикарманить хотела, знаем мы вас. — Если бы Юлька сказала что-нибудь другое, я бы очень удивилась. — Только бы чужие денежки замылить, что за народ?!

— Шмотки какие-нибудь сейчас у меня поглядим, на пару недель хватит, — благородно предложила я и тут же услышала:

— Ой, мне же все будет велико!

— Молчи, шпингалетка! Ушьешь! — подвела я черту под дискуссией.

С Ленкой дело обстояло иначе. Уехать она не могла, да если бы и уехала, выглядело бы все это подозрительно. Потому что на данный момент она успела лично пообщаться с милейшими молодыми людьми, питающими живой интерес к местонахождению Сомовой Алевтины Георгиевны, и являлась, так сказать, нашим окном в мир. Правда, три месяца минуло, как я стала уже Аликушиной А. Г., но забывчивая Ленка об этом не упомянула.

Когда днем, взяв мой загранпаспорт, она вернулась в свой офис, секретарь сообщила, что ее ожидают два молодых человека. С первого взгляда оценив обстановку, Елена Борисовна заулыбалась и пошла бюстом на таран. Пригласив гостей в кабинет, она предложила им сесть в кресла, сама уселась напротив, представила миру на обозрение шикарные коленки и, склонив голову набок, спросила:

— Чем я могу вам помочь?

Видимо, молодые люди не ожидали увидеть в офисе французской фирмы роскошные формы красивой русской женщины, поэтому несколько смешались и растерялись. По описанию Елены Борисовны, они мало чем отличались друг от друга, но у одного томление в членах наблюдалось более явственно. Она решила продолжать работу с ним, как с более перспективным источником информации, и тут же нарекла его Пупсиком. Про себя, конечно. Минут через пять она уяснила, что интересуются они в ее кабинете совершенно другой женщиной, и обиделась. А когда она обижается, это сразу видно. Грудь взволнованно трепещет, нижняя губа закушена (впрочем, очень элегантно), а глаза...

— Вообще-то Алевтина Георгиевна работает не здесь, мягко сказала Ленка.

— Мы знаем, — в два голоса перебили ее гости, досадливо переглянулись, и чувственный Пупсик уступил право ведения переговоров. — Мы на работе у нее были, там ее нет. Но она нам нужна по очень важному делу, не могли бы вы нам помочь? Нам сказали, что вы ее близкая подруга...

— Ну, что вы, — мило улыбнулась подружка, судорожно соображая, какая сволочь могла это ляпнуть. — Алевтина Георгиевна сейчас птица высокого полета, к ней просто не подступишься. Вот раньше... Она теперь с большим удовольствием общается с бизнесменами да художниками, а не с нами смертными...

Ленка удрученно покачала головой, представляя зарвавшуюся змею-подругу, и вздохнула.

— Можете закурить, — предложила она и сама затянулась. —А зачем она вам так понадобилась? -- прищурившись Ленка со значением смотрела на Пупсика, изображая безграничное женское любопытство. — По личным вопросам?

— Да нет. — Парень расплылся в широкой улыбке. Суть проблемы его явно не интересовала. — Просто...

— Она нужна нам по вопросам бизнеса, — торопливо перебил его второй, зло мазнув по напарнику взглядом.

— A-а... Я в общем-то случайно узнала, что у Алевтины сейчас семейные проблемы. Очень большие. Говорят, она в большом трансе.

По загоревшимся глазам Умника она поняла, что сейчас последует вопрос: «Кто говорит?» Поэтому сама продолжила:

— Я разговаривала с одной знакомой.