Он терпеть не мог носить штаны без ремня. Если даже пояс впивался в живот и спину, Антон всегда надевал ремень.
Как же он теперь без ремня-то?
Усевшись и зажав ладони между коленок, он пару раз крепко зажмурился, распахнул глаза, покосился за окошко. Там было солнечно, птички зачирикивали, впору жизни возрадоваться, а не выходило. Внутренности выворачивало тошнотой, мозг выдалбливало диким женским визгом. По коридору за дверью что-то носилось и грохотало.
Нарочно, что ли, а? Может, это приблуды снова какую игру самодеятельную с утра затеяли? Знают, как народу плохо, вот и куражатся.
Женский ор все нарастал. Понять, кому принадлежит этот голос, было невозможно, ничего похожего он никогда не слышал.
– Да кто же так орет-то, а??? – Антон сдавил виски, закачался на кровати. – Эй, чего вы там, а!!!
Оглушительный топот за дверью вдруг стих, круглая массивная ручка со скалящейся львиной мордой начала медленно поворачиваться, и через мгновение дверь приотворилась.
На Антона глянула пара испуганных глаз, которые он даже признал не сразу.
– Сашка, ты, что ли? – понял он через мгновение. – Чего ты там топаешь?
– Это не я топаю, – возразила она.
И говорила она каким-то странным незнакомым голосом, и губы ее при этом корчились и подрагивали.
– А кто?
Он начал растирать себе лицо ладонями, чтобы не мерещилось непонятно что про близкую подругу. Допился, называется!
– Это все топают, – выдал Сашкин рот, на который он смотрел не отрываясь, он снова начал странно ежиться. – Все топают, Тоша!
– А визжит кто? – Антон похлопал ладонью по краю кровати рядом с собой. – Иди ко мне, маленький. Мне так худо!!!
– Представляю, – закивала Сашка. – Мне тоже!
– Так ты же не пила вчера, – начал он припоминать. – Слушай, а ты же не собиралась ночевать, хотела домой уехать. Осталась или вернулась?
– Сначала вернулась, потом осталась.
Он вдруг почувствовал, что Сашкины плечи подрагивают.
– Слушай, а кто визжит-то? – визжали до сих пор, но уже с чуть меньшим чувством и напором.
– Ленка Снегирева визжит. – Саша тяжело вздохнула и опустила голову. – Ей тоже худо, Антоша.
– Да?
Сколько он помнил себя и их дружбу, Ленку не могла свалить ни одна выпивка. То ли заговоренной она была. То ли притворялась, что пила, а на самом деле выплескивала выпивку под стол. Но она никогда не страдала похмельем. Чего же сегодня?
– Антоша, а чего штаны расстегнуты? – Сашкина голова медленно повернулась на него, глаза глянули страшно. – Где твой ремень, Антоша?!
– Ты знаешь, не помню. – Он сделал попытку приложить руку к груди, но та, описав в воздухе вялый полукруг, свалилась на колено. – Ремень знатный, дорогой.
– Плетеный, знаю, – кивнула она и вдруг задрожала сильнее.
– Какая ты внимательная, – похвалил он и обнял подругу за плечи. – Рассмотреть успела вчера? Он у меня новый, раньше не надевал.
– Вчера я не смогла бы его рассмотреть, рубаха у тебя была навыпуск, разве нет?
– Точно! – обрадовался он, что хоть это-то помнит. – А где же ты его разглядела, а, колдунья ты наша?
– На Алкиной шее, – вдруг сразу осипла Саша Степанова, съежившись до размера диванной подушки.
– Что на Алкиной шее? – не понял Антон. – Она его вместо бус надела, что ли?
– Не она, а кто-то ей его надел на шею и затянул потом до упора. |