Он спросит, что ты хотела услышать от Грейсона. Я что-нибудь придумаю. Что-нибудь насчет токсикологии — не важно. Но ты скажешь, что этот допрос имеет решающее значение и без показаний доктора мы… ты… лишаешься важнейших доказательств. Постой-ка.
— Что?
— Я тут кое-что придумал. Это же гениально!
— Ну?
Бойс снова оглянулся.
— Нет, не по телефону. Завтра, по дороге в суд.
— Ну? — спросила Бет на другой день, когда они ехали в суд.
Бойс понизил голос:
— Наверняка ребята, сидящие впереди, были бы очень рады это слышать. — Он перешел на шепот. — Мы… ты… скажешь Голландцу, что собиралась вызвать Грейсона для дачи более подробных показаний о том подозрительном посмертном отпечатке клейма Ривира на Кеновом лбу. Но они успели добраться до него раньше тебя.
— Кто до него добрался?
— Они… Секретная служба. Они столкнули его с дороги!
Бет посмотрела на него.
— Бойс, дорогой, я знаю, за последнее время ты ужасно переутомился.
— Голландец придет в бешенство. Но это не важно. Ты поднимешь этот вопрос в заключительных прениях. Слушай… семьдесят пять процентов американцев до сих пор считают, что Джона Кеннеди убили его же подчиненные. Уверяю тебя, хоть один присяжный да подумает: «Гм-гм». А тебе и нужен-то всего один присяжный.
— Это же безумие.
— Конечно, безумие.
— Не знаю, способна ли я на такое. — Бет вздохнула и откинулась на спинку сиденья. — Вообще-то я хотела бы войти сегодня в зал суда и сказать: «Слушайте, вот что произошло на самом деле. Вот вам вся правда».
— Бет, сколько можно твердить тебе одно и то же! Правде в суде не место.
— Знаю, знаю. Но у меня раздувается живот, сиськи уже в бюстгальтер не влезают, меня хотят посадить за решетку. Я устала.
Бойс всё утро обзванивал свою редеющую группу мирных, дружественно настроенных журналистов, пытаясь убедить их, что неприятное происшествие с доктором Грейсоном на парковом шоссе Джорджа Вашингтона не было несчастным случаем.
— У кого, — заговорил он загадками, — имелся мотив? У кого имелись средства?
— Вы хотите сказать, что его пытались убить агенты Секретной службы?
— Знаю. Верится с трудом, да? Но ведь то же самое говорили и о Винсе Фостере, старом друге четы Клинтонов.
— Бойс, Грейсон был пьян. Он лыка не вязал.
— Именно. А у кого имелись средства, чтобы влить ему в глотку спиртное?
— Да будет вам.
— Не хотите, не надо. Мне пора. По другой линии звонят из «Ньюсуика».
— Нет-нет. Постойте, не вешайте трубку. Вы точно знаете, или это догадка?
— А Вудвард знал? — сказал Бойс. — Бернстайн знал?
Согласно одной из аксиом журналистики, стоит заставить одну газету опубликовать слухи, как их не замедлят опубликовать все остальные — только потому, что это уже сделал кто-то другой. То, что несчастный доктор Грейсон все еще находился в послеоперационной коме после семичасовой трепанации черепа, было только к лучшему. К полудню следующего дня многие начали строить догадки — главным образом в Интернете — относительно того, что произошедший с ним несчастный случай, возможно, не был несчастным случаем.
Секретную службу осаждали телефонными звонками с вопросами о том, не они ли столкнули доктора с дороги, пытаясь помешать ему показать в суде, что инкриминирующий отпечаток клейма Ривира — действительно их рук дело. |