Изменить размер шрифта - +
Элиан с удовлетворением узнала о причинах болезни. Тут же при Малле выпила чашку чая и съела сухарь. Чай я заваривал сам, а сухарь вытащил из пакета, который открыл в комнате.

— Больше беспокоиться не стоит, — сказал Малле, спускаясь. — Все как нельзя лучше, некоторая вялость, как я заметил. Она хандрит?

— Не думаю! У нее уравновешенный характер.

— Вам, безусловно, виднее!

Он не спросил, нашел ли я, чем она отравилась, а я сам не стал затрагивать этот вопрос. Еще минуту мы поболтали у дороги. Малле обещал сходить завтра в аптеку и о результатах анализа сообщить по телефону.

— Если результат отрицательный, значит, я оплошал! С каждым случается, с вами тоже, как понимаю. Тогда сделаем рентген! За всем этим может оказаться язва!

Славный Малле! Эта история с мышьяком занимала его больше, нежели он хотел в этом признаться. Слово «мышьяк» звучит жутковато, от него веет могилой, я знал чьей и не сердился на Малле за то, что он склонен предполагать язву. Я ел и пил то. же, что и Элиан, и со мной ничего не случилось. Если последуют другие приступы, к каким выводам придет Малле? И тут я оценил масштаб и хитрость козней Мириам. Она не только мстила сопернице, но и меня ставила в невыносимое положение. Она в выигрыше при любом исходе. Если Элиан заболевает серьезно, чтобы не сказать больше, меня ждали немыслимые трудности. Со мной все было кончено! Мне приходилось сражаться не только за Элиан, но и за себя!

Чем неотступней меня преследовала эта мысль, тем неизбежнее казалась катастрофа. Если копнуть глубже, то Элиан — средство. В первую очередь на прицеле кто? Я! Кого стремились скомпрометировать? Меня! Опять меня! Кошмарный шантаж! Никакой лазейки! Выхода нет! Мириам оставалось лишь диктовать условия! Я был так потрясен, что пришлось побыть в саду, придавая должное выражение своему лицу, стараясь взять себя в руки. Я решил сопротивляться и, значит, воспрепятствовать таинственному отравлению Элиан. Я не знал, как Мириам это удавалось, какие силы она приводила в действие, но я констатировал, что со вчерашнего дня ее атака неэффективна. Возможно, я дал отпор уже тем, что оставался рядом с Элиан, контролировал, что она ест, пьет? Нужно удвоить внимание. Я вернулся в комнату, сам привел Элиан в порядок, пропылесосил, занялся своим обедом. Из предосторожности я открыл банку сардин и банку фасоли с сосисками. Я охотно превратил бы дом в больничную палату, дезинфицировал бы стены, паркет, мебель, воздух. Вы улыбаетесь, и вы правы. Но разве моя вина, что я ощущал сверхъестественное и вредоносное присутствие Мириам как страшнейший микроб, который могла уничтожить только стерильная чистота? Если бы я изобрел способ очиститься самому, погубить семена этой любви, постепенно убивающей теперь нас обоих с женой, с радостью это сделал бы! Огромное значение, которое со студенческой скамьи я придавал стерильности, казалось мне сейчас уместным и духовно вооружило меня против Мириам. Я предпочел вылить овощной бульон, он мог в любой момент скиснуть. Разумнее предложить яйцо всмятку. Я его тщательно выбрал, протер и поставил варить. Я открыл новую бутылку минеральной воды «Виши», новый пакет с сухарями. Остатки я съел сам. Элиан позавтракала с аппетитом. Я вымыл посуду кипяченой водой и устроился с книгой в комнате. Сделал потише радио, чтобы Элиан не утомляла веселая музыка. Вечер прошел спокойно, слегка однообразно и чуть грустно. Элиан уснула. Я дремал до пяти. Снова чай и сухари для Элиан. Я выпил чаю, чтобы доставить ей удовольствие. К ней вернулись силы и цвет лица.

— Сколько я доставляю тебе хлопот! — прошептала она.

— Вовсе нет! Мне нравится возиться с тобой!

— Когда я болею?

— И даже когда ты в полном здравии. Только это сложнее. Займусь строительством псарни. Давно ношусь с этой идеей! Теперь у меня есть для этого время.

Быстрый переход