— Диана, я прошу тебя…

О чем? Простить? Остаться? Алан ощутил внутри только пустоту. Слабо засосало под ложечкой, как будто заглянул в шахту лифта с высоты сорок восьмого этажа.

— Слишком поздно.

Дурацкая фраза из голливудских фильмов. Хороша в трагичных эпизодах, в которых погибает какой-нибудь положительный персонаж и все зрители должны разразиться рыданиями, или в устах главного героя, готового расправиться с могущественным врагом.

На заурядной лестничной клетке заурядного жилого дома — она нелепа.

Алан отошел от дверей лифта. Диана ударила пальцем погасшую кнопку. Звонок, скользящее движение, открыто: лифт не успел уехать.

Она, кажется, ожидала от него чего-то, но Алан оцепенело проводил ее взглядом и ничего не сказал. Двери закрылись. Лифт поехал вниз. Алан почти физически ощутил волну обиды и неприязни — Дианиной обиды и неприязни. Точно — ждала. И не получила. Бедненькая. Он криво усмехнулся, как ни странно, без всяких эмоций, и полез в борсетку за ключом от квартиры.

Ему всегда казалось, что, когда человек покидает дом, в доме что-то неуловимо изменяется. Но сейчас особых перемен он не заметил, и это было непонятно. Более того, шкаф Дианы не опустел и наполовину. Исчезла только косметика с ночного столика и из ванной. Забавно. Неужели все эти тюбики, баночки, флакончики и коробочки — самое ценное, что у нее есть?!

Алан подошел к бару и налил себе виски. Не пошел к холодильнику за льдом: и так сойдет. Залпом выпил половину. В глазах помутнело. Но ничего. Неразбавленный виски — лучший друг потерянного человека. Алан чувствовал себя именно так — потерянным, как воздушный шарик, вырванный порывом ветра из чьей-то некрепкой руки. Этот безумный день разрушил его жизнь, как карточный домик. Его привычную жизнь.

Вопрос: какова ее абсолютная ценность, если сломать ее оказалось так легко?

Алан сел в кресло, нашарил на журнальном столике пульт, щелкнул — загорелся экран телевизора. Новости. Новости. Дурацкое шоу. Магазин на диване. К чертям!

Он удивлялся своему стоическому спокойствию. Может быть, это просто шок, и, когда пройдет первое потрясение, он наконец почувствует боль от того, что Диана ушла, или не боль, а злость, но хоть что-нибудь… а не эту непонятную и неглубокую досаду. Тьфу. Даже стыдно.

Виски жег горло и резал обоняние. Хор-рошо…

Ладно, все это можно пережить. Понятное дело, он долго шел наверх, и теперь, когда его спихнули, вновь преодолевать те ступени, по которым уже некогда поднимался, будет вдвойне трудно. Нет, не трудно — обидно. Ну и что, в конце-то концов? Выброситься из окна? Не дождутся. Нужно только запастись терпением, стиснуть зубы и идти вперед.

Алан всегда отличался упрямством. Иногда это упрямство было не только завидным, но и достойным восхищения.

Он попробовал разобраться, от чего ему сейчас тяжелее всего. Выяснилось, что таких вещей две: это то, что завтра нужно опять идти на работу и созерцать счастливую рожу Саймона, и то, что с Иви получилось некрасиво. Конечно, пребывая в четырехзвездочном отеле с видом на Шеридан-парк, она вряд ли имеет к нему какие-то претензии, но все-таки. Алан чувствовал себя так, будто принес ее в жертву, откупился от своей совести, а жертва все равно оказалась напрасной. Излишний пафос собственных переживаний едва не рассмешил его. Но чувство, во всяком случае, было премерзкое.

Алан достал из кармана телефон.

Сначала Иви просто сидела на кровати. Кровать была огромная, и то, что дизайн не предполагал наличия балдахина, вовсе ее не портило. Потом она позволила себе откинуться на спину. Матрас слегка пружинил, вискозное покрывало нежно-голубого цвета приятно холодило кожу. Негромко гудел кондиционер.

Иви никогда не бывала в дорогих отелях.

Что ж, неплохой вариант для первой ночи в Чикаго!

В голове было пусто.