Прекратились выстрелы, замолк грохот мортир; надолго заткнули пасти гаубиц; пушки с опущенными жерлами были размещены по арсеналам, ядра сложены в пирамиды. Постепенно изгладились кровавые воспоминания; на полях, щедро удобренных человеческим мясом и напоенных кровью, роскошно разрослись хлопковые плантации; износились траурные платья, затихли страдания, и члены «Пушечного клуба» были обречены на полную бездеятельность.
Правда, иные неутомимые изобретатели продолжали ещё проектировать невиданных размеров гранаты. Но что значила теория без практики? Залы «Пушечного клуба» мало-помалу опустели, в передних дремали лакеи, кипы газет на столах покрывались плесенью, из темных углов доносился заунывный храп, и члены клуба, ещё недавно такие шумные, засыпали от скуки, предаваясь в одиночестве платоническим мечтам об успехах артиллерии.
— Прямо в отчаяние можно прийти! — жаловался однажды вечером в курительной комнате храбрый Том Гантер; он протянул свои деревянные ноги к камину, не замечая, что концы их понемногу начали обугливаться.
— Решительно нечего делать! И надеяться не на что! Что за унылое существование! Где то время, когда всякое утро нас будили веселые выстрелы пушек?
— Миновали счастливые дни! — отозвался ретивый Билсби, машинально пытаясь развести руками, которых у него не было. — Славное было житье! Бывало, изобретешь гаубицу, едва успеют её отлить, и марш с нею на пробу прямо по неприятелю! Потом вернешься в лагерь — и Шерман тебя похвалит, либо сам Мак-Клеллан тебе руку пожмет! А теперь генералы вернулись в свои конторы и вместо снарядов выпускают… безобидные кипы хлопка из своих складов! Клянусь святой Барбарой, будущность артиллерии в Америке рисуется мне в самом мрачном свете!
— Верно, Билсби! — воскликнул полковник Блемсбери. — Какое жестокое разочарование!.. Зачем побросали мы свои мирные занятия, покинули свой родной Балтимор, зачем обучались военному делу? Зачем совершали мы геройские подвиги на поле битвы? Неужто только для того, чтобы через два-три года все наши труды пошли прахом?.. Сиди теперь без дела да позевывай, сунув руки в карманы!
По правде сказать, воинственному полковнику трудновато было бы подтвердить свои слова соответствующим жестом: карманы-то у него были, но рук не осталось.
— Никакой войны даже не предвидится! — вздохнул знаменитый Дж. Т. Мастон, почесывая свой гуттаперчевый череп железным крючком, заменявшим ему руку. — Ни единого облачка на горизонте… а между тем в артиллерийской науке столько ещё пробелов! Кстати сказать, сегодня утром я закончил чертежи новой мортиры — горизонтальный разрез и схему; орудие это может в корне изменить законы войны!..
— В самом деле? — воскликнул Том Гантер, которому невольно представилась картина «пробы» последнего изобретения достопочтенного Мастона.
— В самом деле! — отвечал Мастон. — Но, спрашивается, ради чего я столько работал, ломал голову над сложными вычислениями? Не напрасно ли я трудился? Народы Нового Света точно сговорились жить в вечном мире. Наша воинственная «Трибюн» пророчит человечеству самое мрачное будущее в связи с увеличением народонаселения, принимающим прямо-таки непозволительные размеры.
— Вы забываете, Мастон, — возразил полковник Блемсбери, — что в Европе продолжаются войны, — там ещё не угасла национальная вражда.
— Ну так что же?
— Ну так можно попытаться там что-нибудь предпринять, если только они примут наши услуги…
— Что вы, что вы! — воскликнул Билсби. — Заниматься баллистикой на пользу иностранцам?
— Это всё-таки лучше, чем вовсе ею не заниматься! — заявил полковник. |