— До меня доходят слухи, что в каждом бою казаки действительно сражаются, подобно последним защитникам крепости, осажденной сарацинами. Особенно это касается полковника Гяура и степных рыцарей. Это так?

Принц прекрасно понимал, что вопрос был задан Мазарини исключительно в знак примирения. Столь же спокойный и ни к чему не обязывающий ответ помог бы им всем троим вернуться к тому, ради чего они здесь собрались.

— Особенно полковника Гяура, — сдержанно согласился де Конде.

— Мне даже сообщили, что он намеревается вступить в бой с кораблями, рейдирующими у нашего побережья.

— Да? Впервые слышу, — сухо отчеканил главнокомандующий. — Интересно, каким это образом он собирается отпугивать военные галеоны испанцев? Кавалерийскими наскоками? Нужен флот, господин первый министр. Я давно требовал, чтобы все корабли, имеющиеся у нас на Средиземном море, были переведены к северным берегам. Сейчас они нужны здесь, а не у берегов Корсики. Именно здесь и именно сейчас.

— Разве я возражал? Только смогут ли они пройти мимо Геркулесовых столбов, по блокированному испанским флотом проливу? — позволил себе примирительно улыбнуться Мазарини, словно сообщал главнокомандующему что-то очень приятное. — А казаки, как мне сообщали люди, поддерживающие связь с их командирами, имеют немалый опыт морских походов против крымских татар и даже осман. Подумайте об этом.

— Тогда тем более вам, господин первый министр, следовало бы немедленно подумать о найме нового отряда казаков.

— А, по-моему, вы опять увлеклись, господа, — вмешалась королева, до сих пор напряженно следившая за их словесной дуэлью. — Помнится, мы решили серьезно заняться подготовкой к заключению мира.

— Не одержав хотя бы одной значительной победы? — изумился теперь уже не главнокомандующий, а кардинал, только что ратовавший за то, чтобы ссору с испанцами завершить миром.

Это заставило принца по-казарменному громко расхохотаться.

— Что вас так рассмешило, мессир? — оскорбленно поинтересовался Мазарини. — Снизойти до мира, конечно, почетнее. Но мы пока что не можем позволить себе этого. Другое дело — спастись бегством от поражения за статьями мирного договора. В этом мы еще способны преуспеть. Вот мы и должны думать, как спастись этим самый «бегством», пока идальго все еще считают нас государством, а не развалиной. И выход здесь один — выиграть крупное сражение. Достаточно крупное для того, чтобы потом предъявить его испанцам в качестве аргумента, предшествующего ультиматуму.

— Первый министр прав, мессир, — усталым, почти безразличным голосом поддержала кардинала Анна Австрийская, которой хотелось поскорее прийти к какому-то окончательному решению. Хотя уже поняла, что найти такое решение сегодня не удастся.

— И мой вам совет, принц, — продолжил Мазарини, — не жалейте казаков. Спустите на испанцев этого дьявола в человеческой плоти, Гяура, не скупясь при этом на награды, а если понадобится, то и на генеральский чин.

— Речь может идти даже о чине полевого маршала?

— А почему бы и нет? — взглянул Мазарини на королеву, заручившись ее молчаливой поддержкой. — С полковником Сирко сложнее. Он дождется конца контракта и вернется на Украину. Если только дождется, поскольку стало известно, что в Польше опять становится неспокойно, и его сабли могут понадобиться если не самому королю, то уж его противникам — точно. А Гяур, похоже, способен надолго задержаться в одном из замков или поместий Франции. Не зря же на его имя уже приобретено поместье неподалеку от Шварценгрюндена.