Джеффри Дивер. Сад чудовищ
Памяти Ганса и Софии Шолль, брата и сестры, казненных в 1943 году за борьбу с нацистским режимом; журналиста Карла фон Осецкого, ставшего лауреатом Нобелевской премии мира 1935 года, будучи узником концлагеря Эстервеген-Папенбург; начальника районной берлинской полиции Вильгельма Крюцфельда, не позволившего разрушить синагогу во время еврейских погромов «Хрустальной ночи», устроенных штурмовыми отрядами нацистов, – эти четверо сказали злу «нет».
[Берлин] полон слухов. Люди шепчутся о незаконных арестах, о пытках пленных в казармах СА. Но ропот подавляется гневным гласом правительства, опровергающим слухи тысячей ртов.
Кристофер Ишервуд. Берлинские рассказы I. Киллер
13 июля 1936 года, понедельник
Глава 1
Едва переступив порог темной квартиры, Пол понял, что ему крышка.
Он вытер вспотевшую ладонь и огляделся. Абсолютную, как в морге, тишину нарушал только слабый (ночь все-таки) шум транспорта с Адской кухни[1] да ропот засаленной шторы, когда вентилятор «Манки уорд», поворачиваясь, гнал горячий воздух в окно.
Все было не так. Не так, неправильно.
Здесь должен был быть Малоун – отсыпаться после бодуна. Где же он? Где бутылки от бурбона, где хотя бы запах этого кукурузного виски, единственного пойла обалдуя? Похоже, Малоуна давно нет. На столе номер нью-йоркской «Сан» двухдневной давности. Рядом с газетой холодная пепельница и стакан с синеватым кольцом засохшего молока внутри.
Пол включил свет. Дверь черного хода, конечно, имелась, как он подметил вчера, осматривая квартиру с лестничной площадки. Имелась, но наглухо забитая. А окно, выходящее на пожарную лестницу? Заблокировано мелкой проволочной сеткой, которую из переулка не видно. Другое окно открыто, но от него до булыжной мостовой футов сорок свободного полета. Тупик… «Где же Малоун?» – гадал Пол Шуман. Малоун в бегах. Малоун потягивает пиво в Джерси. Малоун – статуя на бетонном постаменте под причалом в Ред-Хуке. Какая разница? Пол сообразил, что при любом раскладе старый алкаш – наживка, а весть о том, что он сегодня здесь появится, – чистая липа. Снаружи донеслись шаги и звон металла. Все не так, все неправильно. Пол Шуман положил пистолет на единственный в комнате столик, вытащил носовой платок и отер лицо. Волна палящей жары со Среднего Запада захлестнула Нью-Йорк. Но если у тебя в поясной кобуре «Кольт М1911», без пиджака не выйдешь. Следовательно, Пол обрек себя на костюм – на серый льняной однобортный пиджак с одной пуговицей. Белая хлопковая рубашка с воротником промокла насквозь. Шарканье на лестничной площадке, где его караулят, раздалось снова. Послышался шепот и железное лязганье. Может, выглянуть из окна? Нет, вдруг выстрелят в лицо. Полу хотелось, чтобы в последний путь его провожали в открытом гробу, но не знал ритуальщика, который сумеет замаскировать жуткие следы от пуль или мелкой дроби. Кто же за ним охотится? Однозначно не Лучано, заказавший ему Малоуна. И не Мейер Лански. Оба парни опасные, но не змеи. Их заказы Пол всегда выполнял на совесть, не оставлял ни малейшей улики, связывающей их с объектами. К тому же, пожелай они, чтобы Пол исчез, вся эта канитель не понадобилась бы. Он бы просто исчез. Так кто до него добрался? Если это О’Бэнион или Ротштейн из Уильямсбурга, или Валенти из Бей-Риджа, его уничтожат через пару минут. Если же это франт Том Дьюи, удовольствие растянется – сколько времени нужно, чтобы обвинить человека и усадить на электрический стул в Синг-Синге? Голосов, долетавших из холла, стало больше, снова звякнул металл. |
