* * *

3 километра

– Третий, восьмой, девятый, двенадцатый классифицировали угрозу. Первый, второй и десятый задание завершили. Жду остальных.

Клор заканчивал заполнять описание-протокол. Угроза описана ранее, идентифицирована. Класс пять. Плотожор. Плотоядная саранча, охотится стаей, не контролирует количество съеденного. Летучая стадия – завершающий этап развития, наступает в конце сухого сезона.

– Дохнет от пережора, – с удовольствием сказал Клор.

Это означает, что насекомых действительно становится всё меньше, и этот кошмар не будет длиться вечно. А ему не нужно наблюдать за их дальнейшим полетом. Плотожоры – фактор опасности, аборигены – явление, экзамен благополучно сдан. Дадут ли ему допуск? Возможно. «Годен с ограничениями». Но все-таки годен.

Клор вывел на мониторы изображения окрестных селений. В каком из них закончится пиршество?

Наблюдательница, первой описавшая это явление, назвала саранчу «санитарами селений и лесов». Клор с удовольствием привязал бы поэтичную коллегу к дереву на пути багряного роя и поинтересовался, не изменился ли её взгляд на санитарию.

А ведь местные жители знают, что чем больше насекомые сожрут, тем короче будет их полет. Это знал старик с добрыми глазами. И его собаки – верные, мудрые и тоже очень старые.

Между десятым и шестым наблюдательными постами возилась в песке девочка лет пяти. Дом был слишком далеко, она бы не добежала до него. Да и не пыталась. Сидела, таращила круглые глаза на буро-багряную тучу, неуверенно махала на неё деревянной лопаткой.

Мать побежала за ребенком. Отец – за матерью. Так на пляже все трое и остались: обглоданными костями подле недостроенного песчаного замка.

Клор громко выругался, швырнул кофейную чашку в стену и вскочил из-за стола.

* * *

0 километров

Он сидел на берегу моря и грел в руках бокал с коньяком. Штаны подвернул и зарылся ступнями в мокрый песок. Сверху его понемногу подмывали крошечные теплые волны.

Клор щурился на нежаркое вечернее солнце и улыбался.

Он не стал гадать, кого еще успеют сожрать насекомые до того, как окончательно передохнут. Молодую пару, которая живет в бунгало, что в двух километрах западнее поста? Или кого-нибудь из плантаторов, что выращивают хлебные деревья в южном селении, у поста номер семь? А может быть, близнецов-смолокуров?

Клор обернулся, отсалютовал бокалом ошметкам охлажденной вырезки на песке и мертвой саранче. Последней. Самому Клору этого количества мяса хватило бы на пару недель. Сотня насекомых справилась за пару минут.

– Единственный раз, – ожил в сотоклипсе голос профессора, – единственный раз за пять лет учебы ты умудрился превзойти мои ожидания. Сегодня.

Клор сделал еще глоток. Он не обольщался насчет профессора и его ожиданий. Он хорошо знал инструкции.

– В плохом смысле, разумеется, – добавил профессор, – такого демарша даже я от тебя не ждал!

Клор смотрел на море и улыбался. И молодая пара из прибрежного бунгало, и плантаторы, и близнецы-смолокуры, и все другие обитатели ближайших селений – они будут жить.

– Быть тебе техником, парень, – припечатал профессор, и в его голосе звучало удовлетворение (так и знал!) пополам с сожалением (пять лет потратил на этого урода!) – К работе наблюдателя непригоден.

«Наверное, мне нужно было родиться триста лет назад, – думал Клор, – когда врачами, пожарными, спасателями были люди, а не машины».

– Вы правы профессор, – сказал он вслух, растянулся на горячем песке и поставил бокал на живот, – нельзя мне вверять наблюдательный пост.