Изменить размер шрифта - +
Возвращение домой — это благо, сказала она. Дом есть дом.

Эванель миновала салон красоты «Уайт дор», куда женщины, у которых было слишком много свободного времени и денег, ходили делать по бешеным ценам стрижки и массаж горячими камнями, и остановилась перед входом в «Максин», дорогущий магазин одежды, куда посетительницы «Уайт дор» имели обыкновение заглядывать после того, как со стрижкой и массажем было покончено. Там в витрине висела строгая шелковая блузка.

Эванель вошла в магазин, хотя таблички «Открыто» на двери еще не было. Ее дар был как зуд, как пчелиное жало, засевшее где-то глубоко внутри, и зуд этот не утихал, пока она не делала то, чего требовал от нее внутренний голос.

А он вдруг ни с того ни с сего настойчиво потребовал, чтобы Эванель купила Сидни эту блузку.

 

Сидни проснулась, как от толчка, и взглянула на часы. Она же не собиралась спать. Она поплелась в ванную и попила воды из-под крана, потом умылась.

Из ванной она отправилась в комнату Бэй, но девочки там не оказалось. Однако постель была заправлена, а на подушках сидели ее любимые мягкие игрушки. Сидни пошла по коридору, заглядывая во все комнаты подряд, потом сбежала по лестнице, пытаясь обуздать нарастающую панику. Куда подевалась Бэй?

Она вошла в кухню и остановилась как вкопанная.

Она очутилась на небесах. И бабушка была где-то рядом, в каждом запахе.

Пахло душистой сдобой.

Пряными травами.

Свежими дрожжами.

Так пахло при бабушке Уэверли. В детстве Клер всегда находила предлог, чтобы выдворить маленькую Сидни из кухни, и та сидела под дверями и слушала, как булькают в кастрюльках соусы, что-то шипит в сотейниках, звякают сковороды и о чем-то негромко переговариваются между собой бабушка Уэверли с Клер.

На большом разделочном столе из нержавеющей стали посреди кухни стояли две большие миски, одна доверху наполненная лавандой, другая — листьями одуванчика. На столах поменьше остывал свежеиспеченный хлеб. Бэй стояла на стульчике у стола в дальнем углу и под руководством тетки кисточкой осторожно покрывала лепестки анютиных глазок яичными белками. Затем Клер брала цветки и один за другим аккуратно обмакивала в сахарную пудру, после чего укладывала на противень.

— Как вы умудрились за пару часов наготовить такую уйму всего? — изумилась Сидни, и Клер с Бэй обернулись на ее голос.

— Привет, — сказала Клер, настороженно поглядывая на сестру. — Как ты себя чувствуешь?

— Прекрасно. Мне просто нужно было немного вздремнуть.

Бэй соскочила со стульчика и, подбежав к матери, обняла ее. На ней был голубой фартук с белой эмблемой «Уэверли. Организация банкетов», волочившийся по полу.

— Я помогаю Клер засахаривать анютины глазки. Она потом будет украшать ими корзиночки с кремом. Иди посмотри.

Она побежала обратно к своему стульчику.

— Немного попозже, солнышко. Пойдем выгрузим из машины наши вещи и не будем мешать тете Клер работать.

— Мы с Бэй перенесли все еще вчера, — сказала Клер.

Сидни снова взглянула на часы.

— Как это? Я проспала всего два часа.

— Вы приехали вчера утром. Ты проспала двадцать шесть часов.

Сидни поперхнулась и присела на край кухонного стола, чтобы не упасть. Она что, оставила дочь без присмотра на двадцать шесть часов? Что Бэй рассказала Клер о Дэвиде? Позаботилась ли ее сестра о Бэй? Уложила ли она ее спать, или малышка всю ночь лежала без сна, сжавшись в комочек, перепуганная и одинокая, в своей комнате в незнакомом доме?

— Бэй...

— ...помогала мне,—сказала Клер.—Она не слишком разговорчива, но схватывает все на лету. Вчера мы весь день стряпали, потом вечером я выкупала ее в ванне и уложила спать. А утром мы снова принялись за стряпню.

Быстрый переход