– Мне на него совершенно наплевать... Это последняя услуга, которую я могу ему оказать.

То, как это было сказано, показалось Малко любопытным.

– Последняя? Мне представлялось, что вы сбежали именно с ним.

Моника опустила голову и повозила чашкой по блюдцу.

– Да. Но с тех пор многое изменилось. Я полюбила другого.

– Дона Федерико?

– Да.

– Но он тоже нацист.

– Меня иной раз воротит от него... это верно, – призналась она. – Но я его боюсь. Он изнасиловал меня, и тогда мне показалось, что ощущение ужаса никогда не пройдет... Но потом мне стало все равно... Я привыкла... Я так долго была лишена любви, что сейчас во мне проснулась какая-то сексуальная ненасытность...

Моника обратила на Малко свой пустой и одновременно жгучий взгляд.

– Если бы вы меня повели в какую-нибудь комнату, я не стала бы возражать... Это – не взамен... Для меня вы так же опасны, как и те...

Послышался шелест ткани, и из-за занавески показалась голова бармена.

– Осторожно, – сказал он. – Пришли из «политического контроля». Осматривают кабины.

Голова исчезла.

– Я не хочу, чтобы меня узнали, – прошептала Моника.

Сказать что-либо Малко не успел. Прижавшись к нему всем телом, она припала ртом к его губам. Вложенное в этот поцелуй чувство вызвало в нем мгновенную встречную реакцию... Донья Искиердо сползла на пол и встала на колени так, что ее голова оказалась на уровне банкетки. Платье задралось, открыв бедра и сделав ее похожей на девицу из борделя.

Когда одетые в темную униформу два полицейских раздвинули занавесь, они увидели равномерное колыхание черной шевелюры и бессмысленную физиономию мужчины в предчувствии оргазма. Они засмеялись, застав «гринго» в столь жалком заведении.

Через несколько минут Моника поднялась. Щеки ее пылали. Шиньон растрепался.

– Я была бы отличной шлюхой... – переведя дыхание, просто сказала она.

В ее голосе звучали грусть и гордость одновременно. Малко с трудом возвратился на землю. Прекрасные уста доньи Искиердо были самым лучшим подарком, который женщина может сделать мужчине.

– Я не ожидал этого, идя сюда, – произнес он.

– Я захотела вас сразу же, когда увидала на «эстансии».

Постепенно Моника превращалась в прежнюю недоступную даму. Когда она красила губы, Малко любовался ее красивым ртом, который только что доставил ему ни с чем не сравнимое удовольствие. Женщины – существа непостижимые... Моника закончила восстановление прически. И как прощаются после чаепития, протянула руку Малко и сказала:

– До свидания.

Скобки закрылись. Искиердо уже вела себя, как мужчина.

– Где вы рассчитываете достать эти деньги? – задал вопрос Малко.

Моника презрительно взглянула на спрашивавшего и произнесла:

– Клаус доверил свои деньги и документы одному своему другу, живущему в монастыре. Завтра утром у меня с ним встреча.

Малко встал и первым покинул кабину.

Лукресия терпеливо ждала в такси. Пепельница была до краев набита окурками. Девушка подозрительно посмотрела на Малко:

– За это время можно было обойти всех здешних девок!

– Разговор был непростым, – дипломатично ответил тот. – Но теперь мне известно, где Клаус Хейнкель прячет свои бумаги, с помощью которых ему удается держать немцев в страхе. Завтра попробуем их заполучить. Я кое-что придумал.

Возвращение прошло без приключений. Всю дорогу Лукресия пребывала в задумчивости.

Малко рассказал ей все, что узнал от израильтян об «отце Маски».