Великий циник всех времен и народов господин Ленин в свое время открыто высказался по этому поводу: „Капиталисты продадут нам ту самую веревку, которой мы их удавим!"

Современный прогресс опередил предвидение „кремлевского мечтателя": в наше время капиталисты уже не продают большевикам эту пресловутую веревку, а дают ее им в кредит.

В пестроте первомайской манифестации их элегантные рясы подобны темным заплатам на цветастой ленте дешевого ситца. Они назойливо мельтешат в общем круговороте, кокетливо выставляя напоказ телекамер и фотообъективов свою, едва скрытую бодрыми улыбочками дурную совесть: они с народом, они с массами, они во главе прогресса!

Глядя на этих завтрашних висельников, так и хочется заорать благим матом:

- Снимите свои рясы, отцы, и наденьте-ка лучше коричневые рубашки, они вам больше к лицу!

Этого у нас в России знают давно. Начиная с дедушки Ленина он лобызался поочередно со всеми его наследниками и продолжателями. Лобызался в самых разных ипостасях - журналиста, посла, полудорогого гостя, „голубя мира" и т. д., и т. п.

- Я сам был поджигателем войны, - кликушествует он по американскому телевидению ноющим тоном кающегося грешника, - у русских комплекс самозащиты, они не столько агрессивны, сколько напуганы китайской опасностью, отдайте им Афганистан и они успокоятся, верьте слову бывшего „ястреба"!

Поистине, если Господь хочет наказать человека, он лишает его разума!

У этого лорда, заправляющего сегодня любительским спортом, лицо римского сенатора времен упадка и повадки опытного царедворца, в котором светскость мирно уживается с лакейской сущностью.

- Спорт чистое дело и политика не должна подрывать светлых идеалов Олимпийской Хартии.

И тут же, с услужливой поспешностью добавляет.

- Игры состоятся в Москве или нигде.

Спорт, разумеется, чистое дело, что, впрочем, не помешало озабоченному этой чистотой лорду не допустить к зимним играм в Лейк-Плэсиде спортсменов Тайваня. Или вернее, спорт остался бы „чистым делом", если бы его перестали касаться не совсем свежие руки господ, подобных этому лорду.

Мы стоим с ним на смотровой площадке у Берлинской стены. Внизу под нами заминированная полоса земли, перепоясанная к тому же противотанковыми надолбами, автоматическими самострелами, колючей проволокой.

- Там, - горделиво кивает он острым подбородком куда-то в сторону сторожевой вышки, за которой высится нежилое строение, - родина трудового народа, страна трудящихся, форпост социализма в Европе.

У меня нет оснований сомневаться в искренности этого немецкого парня с пшеничной шевелюрой до плеч. Меня удивляет лишь сочетание этой искренности со стертой шелухой его речи. Осторожно пробую вызвать в нем чувство логики:

- А это зачем? - указываю я впереди себя, - разве рай нужно охранять?

- А как же, - с готовностью принимает он мой вызов, - такую жизнь надо заслужить, и потом у них много врагов.

Я гляжу на его одухотворенное молодое лицо, мысленно представляя его там, за пределами этой полосы внизу и невольно вздрагиваю: не дай тебе Бог, парень, побывать в раю, который надо охранять с помощью овчарок и автоматических самострелов!

ТРОГАТЕЛЬНОЕ ЕДИНОМЫСЛИЕ

Честно говоря, живя в России, я не предполагал, даже помыслить не мог, что у советской власти такое множество единомышленников на свободном Западе, готовых и за страх и за совесть топтать любого, кто, как говорится, может сметь свое о ней суждение иметь. В самом деле, за сорок три года жизни (и довольно крутой!) в Советском Союзе я, к примеру, не выслушал в свой адрес столько инсинуаций и ругани, сколько мне приходится выслушивать здесь всего за неделю. Причем все клишированные эпитеты и определения, которыми награждала и продолжает награждать меня советская и восточноевропейская печать почти дословно повторяются „самыми свободными в мире средствами массовой информации", не говоря уже об устном фольклоре.