– Все это ужасно! – воскликнула Ингеборг. – Я много не знала об Аргальфе. Отец Бродерик старался не говорить о нем.

– Отец Бродерик знает много больше, чем я.

– Значит ли это, что вы не сможете ответить на вопрос, на который мне не смог ответить отец Бродерик?

– Об исходе войны? Я не знаю его.

– А святой Адмонт?

Герберт задумался.

– Возможно, – ответил он после долгой паузы.

Ингеборг откинулась на подушку. Вот оно, страшное, мучительное незнание! Больше года идет война на земле Готеланда, все уже, кажется, потеряно и нет никакой надежды, кроме упований на остроту и крепость норманнских мечей. И в этом кровавом споре света и тьмы Ингеборг, хочет она того, или не хочет, становится заложницей. И не только она – ее дочка, ее последняя радость, родная душа, за которую она, не колеблясь, отдаст и Готеланд, и всю Скандинавию, и всю жизнь, потому что не может иначе, – ее Аманда стала вместе с матерью единственной надеждой целой страны. Убьют их, уйдут из Готеланда норманны, которым больше некого и нечего будет защищать. А ведь Ингеборг чувствовала, что мало в ней осталось от той юной северянки, которая двадцать лет назад стала женой короля Гензерика, уже немолодого: ей было четырнадцать, ему – сорок восемь. Она была красива, свежа, мечтала о любви; он был обременен годами, болезнями, заботами о государстве и примирении шести своих сыновей от первых двух жен, которые все время враждовали друг с другом. После свадьбы муж не прикасался к ней восемь месяцев. Ингеборг молча страдала, никому не говоря о своем несчастье. Гензерик заставлял ее на супружеском ложе делать вещи, которые она всегда вспоминала с омерзением. Он был слаб, его кровь остыла, мужская сила угасала, и он возбуждал ее отварами, но толку было мало. Чтобы разжечь любовный пламень в своей холодеющей крови, Гензерик