— С радостью, — ответил Хоукмун.

Ноблио улыбнулся, ибо понял, что страдания Хоукмуна тронули пылкое сердце Иссельды. Кроме того, подумал он, для герцога не может быть лучшего лекарства, чем живое внимание милой сострадательной девушки.

Они не торопясь гуляли по террасам сада. Здесь росли вечнозеленые растения, зимние цветы и овощи. Небо было ясным, ярко светило солнце. От холодного ветра их защищали теплые меховые плащи. Они любовались крышами городских зданий, повсюду царили тишина и покой. Иссельда, взяв Хоукмуна под руку, весело щебетала, не ожидая ответа от своего красивого, неизменно печального спутника. Поначалу, правда, Черный Камень несколько смущал ее, но затем она решила, что это украшение мало чем отличается от диадемы из самоцветов, под которую она порой убирает волосы.

Юная душа Иссельды страстно жаждала любви, и чувства, разбуженные в ней бароном Мелиадусом, искали выхода. Иссельда рада была предложить свою любовь этому сумрачному суровому герою Кельна в надежде, что это поможет залечить его душевные раны.

Она заметила, что неподдельный интерес вспыхивает в глазах герцога, лишь когда она заговаривает о его родных краях.

— Расскажите мне о Кельне, — попросила она. — Не о том, какой он сейчас, а о том, каким он был прежде или каким станет в один прекрасный день.

Слова ее напомнили Хоукмуну об обещании Мелиадуса. Отвернувшись от девушки, он, скрестив руки на груди, молча уставился в чистое зимнее небо.

— Кельн, — повторила она чуть слышно. — Он похож на Камарг?

— Нет, — герцог посмотрел на крыши домов далеко внизу. — Нет, Камарг — дикий край, и всегда был таким. В Кельне же во всем чувствуется заботливая рука человека. Возделанные поля, каналы, узкие петляющие дороги, фермы, деревни. Кельн — это маленькая страна, где тучные коровы и откормленные овцы пасутся на заливных лугах с мягкой и сочной травой, дающей приют кроликам и полевым мышам среди стогов душистого сена. В Кельне живут добрые скромные люди, они очень любят детей. Дома там старые и такие же простые, как их хозяева. В Кельне не было ничего мрачного, пока туда не явились гранбретанцы. Словно обрушилась лавина огня и стали. Империя Мрака оставила на плоти Кельна свой след, как шрам от меча и пламени факела.

Хоукмун вздохнул и с печалью продолжил:

— Огонь и меч вместо бороны и плуга. — Обернувшись, он посмотрел на девушку. — Изгороди пошли на изготовление крестов и виселиц, трупы животных заполнили каналы и отравили земли, камни домов превратились в снаряды для катапульт, а людям пришлось или стать солдатами, или погибнуть. Другого выбора им не оставили.

Иссельда тронула его за плечо:

— Вы говорите об этом, словно о чем-то давно минувшем. Огонь вновь погас в его глазах.

— Все верно, так оно и есть. Это словно давнишний сон. И сейчас он мало что для меня значит.

Однако Иссельда чувствовала, что отыскала способ проникнуть в его душу и помочь ему.

А Хоукмун вспомнил, чего может лишиться, если вовремя не доставит девушку владыкам Гранбретании, и с готовностью принял ее участие, хотя по совершенно иным причинам, нежели она себе воображала.

Во дворе их встретил граф. Он осматривал старую лошадь и беседовал с конюхом.

— Она уже отслужила свое, — пояснил граф. — Пусть теперь пасется на травке.

Затем он подошел к дочери и Хоукмуну.

— Господин Ноблио сказал мне, что вы слабее, чем мы думали, — обратился он к Хоукмуну. — Можете оставаться в замке Брасс, сколько вам будет угодно. Надеюсь, Иссельда не слишком утомила вас беседой.

— Нет, что вы.