И настолько устойчива оказалась эта традиция, что многие болтали: в тех редких случаях, когда первенец оказывался мальчиком, младенца удавливали при рождении. Может, правда, а может, и нет, но точно одно: за годы Щупсы народили необычайно много девочек, хотя, вполне возможно, так получилось не по причине инфантицида, а оттого, что либо по их собственному выбору, либо из-за общей мужеподобности женщины Щупс женили на себе мужчин довольно женоподобных.

Следуя традиции, установленной матерью-основательницей, женихов вынуждали менять фамилию на Щупс. Частенько и жениться этих женихов вынуждали. Никакой гендерно-состоятельный мужчина по доброй воле не сделал бы предложение мисс Щупс даже в беспамятстве, и, вероятно, из-за того, что мисс Щупс постоянно вызывали местных холостяков на бой в грязи на Уэлуоркской ярмарке, развлечение это утратило всякую привлекательность и в конце концов отмерло. Даже самые видные крепыши не торопились принимать вызов. Слишком многие молодые люди выходили из этой ордалии, нахлебавшись грязи до полусмерти — и неспособные отрицать, что во время поединка предложили сопернице руку и сердце. Кроме того, сплоченность девушек Щупс была слишком устрашающей, чтобы вообще что-либо отрицать пред их очами. Одному молодому жениху как-то хватило безрассудства заявить — когда удалось выхаркать грязь, — что он скорее сдохнет, нежели пойдет к алтарю и станет мистером Щупсом, и его швырнули обратно в грязь и держали там, покуда его решение не претворилось в действительность.

Хуже того, Щупсы мужского пола, которым удалось пережить испытание рождения живыми, судьбу себе не выбирали. Если они умели читать, их отправляли служить Церкви, а если не умели (большинству не давали возможности научиться), их высылали в море и мало кого потом видели. Ни один вменяемый мужчина не вернулся бы в Щупс-холл, дабы идти по следам отца — пасти овец, помогать на кухне и открывать рот, только когда к нему обращались жена или теща.

Деться было некуда. В ранней истории семьи нескольким мужьям удавалось добраться до каменной изгороди, окружавшей имение Щупсов, и даже — был случай — через нее перевалить. Но общая унылая сущность местных территорий вкупе с измождением от удовлетворения неутолимых постельных аппетитов жен лишали беглецов шансов уйти дальше. Их препроваживали обратно в Щупс-холл возмутительно дружелюбные бладхаунды, специально натасканные выслеживать беглых супругов, после чего мужей подвергали жестокому раздеванию и отправляли спать без ужина.

Даже и в менее дикие времена женщины Щупс властвовали над своими мужчинами и следили за тем, чтобы существования их имения никто не замечал. Разумеется, Щупс-холл построили сильно вдалеке от исторической дерновой хижины, в которую Урсула привела Авгарда Бледного. Поколения волевых женщин и их женственных мужей, что канючили у жен шелковые гобелены, лепные потолки и венецианские зеленые кресла, а также алкали приватности и удобства ватерклозетов, а не уличных нужников, не могли оставить дом и близко похожим на исходную хибару. И тем не менее изменения вносились медленно и поэтапно. Ничто не выбрасывалось и ничего претенциозного не добавлялось, во всяком случае — снаружи, чтобы не привлекать внимания к Щупс-холлу. Даже дерн с кровли хижины применили для прокладывания зазоров между досками в полу спален и потолков под ними, дабы заглушить шум брачных занятий.

К XIX веку Щупс-холл обрел вид большой и довольно удобной нортумберлендской усадьбы; его серые каменные стены с маленькими окошками никак не намекали на странные традиции, что продолжали существовать в умственном укладе самих Щупсов. Да, невозможно было найти в округе мужчину, готового приблизиться к любой мисс Щупс на расстояние досягаемости, и, хотя обычай боев в грязи со всеми жуткими последствиями остался в прошлых веках, память о тех чудовищных событиях все еще витала по округе. На самом деле память эта в некоторой степени поспособствовала процветанию Щупсов.