Нет разумного объяснения тому факту, что судьба забросила потомственного народного умельца на исторический факультет, а не куда-нибудь поближе к технике. Сам он это случайностью не считал, так как историю полюбил с детства, когда ему посчастливилось самостоятельно изучить грамоту по сказаниям о древнегреческих титанах и русских богатырях. Можно предположить, однако, что более тесное знакомство с физическими аксиомами наверняка помешало бы внезапным и неудержимым взлетам тимофеевской фантазии. В самом деле, нормальному человеку не просто нарушать то, что все окружающие называют законом. Начинаешь ощущать себя преступником. Но среди молодых историков действовали иные законы, и они не мешали Тимофееву безнаказанно творить чудеса.

Впрочем, вернемся в тот памятный вечер, чтобы поведать об еще одном событии, сыгравшем немаловажную роль в деяниях Тимофеева.

Покинув бюро, опечаленный Тимофеев брел под нудным дождиком куда глаза глядят. Он чувствовал себя дилетантом, неудачником и мысленно предавался сладостному самобичеванию, подобно монахам-флегеллантам, о которых прочитал как-то в одной книжке по любимому предмету. Возможно, на этом его крамольные эксперименты с основами основ навсегда прервались бы, хотя он был по-прежнему убежден, что вечный двигатель конструкции Тимофеева работал и мог приносить пользу экономике…

— Витя! — окликнули его.

Тимофеев обернулся. По правде говоря, ему не с кем не хотелось встречаться… В двух шагах от него, укрывшись под зонтом, стояла сокурсница Света.

Еще до конца семестра в девушку Свету влюбились поголовно все юноши потока, и вполне можно было их оправдать. Света была красавица. Глядя на нее, не верилось, что такие девушки могут существовать не только на страницах литературы и киноэкранах, а и в повседневности. Коротко стриженные золотые волосы, прожекторный взгляд ультрамариновых глаз, улыбка ярче вспышки молнии… К началу второго семестра все юноши потока бросили попытки привлечь внимание девушки Светы, впредь решив ставить перед собой только достижимые цели. Света была равнодушна к серийному молодому человеку — веселому, компанейскому, не без деловой хватки, но не претендующего ни на одну звезду с неба. Она готовила себя в подруги гению. Что касается Тимофеева, то он и не предпринимал ничего, чтобы задержать на себе ультрамариновый взор. С его-то заурядной внешностью это было безнадежно.

— На тебе лица нет, — поразилась девушка Света. — Кто тебя обидел?

— Все кончено, — вздохнул Тимофеев, — Они отфутболили мой вечный двигатель.

— Что-что? — не поверила Света. — Вечный двигатель? Откуда он у тебя?

— Я его сделал, — сознался горе-изобретатель. — Это ерунда по сравнению с тем, что я мог бы еще…

Он опасливо покосился на Свету, ожидая услышать слова недоверия пополам с иронией, и прикусил язык. Но в глазах ее светилось одно лишь искреннее любопытство.

— Ты мне его покажешь, — сказала девушка уверенно.

— Он остался в бюро, — промолвил Тимофеев. — Не пойду я туда, ну их… Но если тебе интересно, я могу сделать другой, поменьше.

— Прямо сейчас?

Отступать было некуда, и не очень-то хотелось. Тимофеев полез во внутренний карман пиджака, вытащил оттуда часовое колесико, шариковую авторучку и канцелярскую скрепку.

— У тебя есть заколка? — спросил он.

Света молча протянула ему недостающую деталь. Ловкими движениями, следить за которыми, ровно как и совершать их, было одно наслаждение, Тимофеев соединил все предметы между собой и толкнул колесико.