Пора остановить негодяя. Я бросился вперед, но тут взгляд упал на копье моей первой жертвы. Ага, самое то. Я сунул топорик за пояс, перехватил меч в левую руку, а правой поднял тяжеленное орудие убийства…

Этот гад как раз прицелился подрубить поджилки одному из наших, когда я с разбега воткнул копьем ему в спину. На вороге была хорошая бронь, но такой удар выдержал бы разве что толедский доспех. Да и то исключительно за счет обтекаемых форм. Наконечник пробил злодея насквозь и уперся в грудную часть панциря. Нанизанное на копье тело бросило на того самого парня, которому он намеревался подрубить ноги. Это оказался один из варягов, кажется, его звали Руад. Он развернулся в полной готовности рубить на капусту, мгновенно сообразил, что произошло («тормоза» здесь долго не живут), осклабился одобрительно и вернулся к прерванному занятию: попытке достать кого-нибудь из ворогов копьем через головы первого ряда.

Больше мне делать было нечего. Наших с самого начала было вдвое больше, а теперь образовался и вовсе сокрушительный перевес.

Дело затягивалось (как я выяснил позже) лишь потому, что Хрёрек приказал захватить Торстейна живьем.

Недруг ярла отбивался изо всех сил, но в конце концов его зажали щитами и повязали.

в которой хирд Хрёрека делит плоды победы, а герой получает официальный статус

Взяли весь товар, который Торстейн вез на продажу. Там были ткани, посуда, моржовые бивни и много всякой всячины, например, камня, который местные называли «мыльным», и канатов из моржовых и тюленьих шкур. Самым ценным почему-то сочли емкость из зеленого стекла, в которой было примерно поллитра белого вещества, похожего на жир. Трувор объяснил мне, что добывают его из головы большого хищного кита и в некоем Микльгарде за эту субстанцию дают очень много золота.

Наших погибло трое. Двое были тяжело ранены (одного, сочтенного безнадежным, Хрёрек прирезал прямо на поле боя) и еще с десяток – легко.

Кнорр и драккар вытащили на низкий берег. Пока младшие занимались заготовкой древесины (для погребального костра, как выяснилось), старшие разбирались с товарами и пленниками. По непонятной мне причине Хрёрек выделил одного из них. Этого отпустили.

С остальными поступили очень жестоко. Даже описывать это не хочу. Особенно страшно пытали Торстайна.

Мне было приятно, что варяги смотрели на эти издевательства без одобрения.

– У нас другие обычаи, – ответил на мой вопрос Трувор. – Наш бог – Перун Молниерукий, а не Отец Лжи.

Отцом Лжи, как выяснилось, называли Одина. Однако Одина именовали также и Отцом Воинов. Каждый выбирал, что нравится.

Наших погибших уложили на громадную кучу дров. Туда же покидали и связанных, полумертвых пленников.

Затем всю конструкцию подожгли. Надеюсь, пленники задохлись в дыму раньше, чем до них добрался огонь.

Воинство думало позитивно. Меня хвалили. Сначала Трувор. Потом Руад сообщил, что я спас ему жизнь. Затем сам ярл поведал народу, что я лично уложил двух врагов и вывел из строя третьего. Откуда он узнал, понятия не имею. Но я и после замечал, что Хрёрек в бою видит каждую мелочь. Может, он – волшебник? Излагал ярл, кстати, очень поэтично. Я уже достаточно натыркался в языке, чтобы оценить.

Потом последовал вопрос: считает ли меня храброе воинство достойным вступить в их ряды?

Воинство дружно заорало, что считает.

Хрёрек обнял меня и поставил рядом. А сам вызвал освобожденного пленника. Последний оказался выходцем из некоего Тродхейма или типа того. Тоже скандинавом, разумеется. Назвался Сигвадом. К Торстейну этот счастливчик примкнул уже в Ладоге. Сигвад приплыл туда на собственном корабле, однако повздорил с тремя местными и убил всех троих. На вергельд ушли все его товары и корабль, на котором он приплыл. Осталось только оружие и немного денег.